— Иначе я не мог написать домой. А на почту, думал, ты больше не пойдешь.
— Бегала!
— Неужели? — выдохнул Глеб.
Он стоял перед ней напряженный, несчастный, и Вера, чувствуя, материнскую нежность, обняла его, усадила, близко придвинулась к нему, сказав:
— Довольно! Инвентаризация грехов закончена. Оба хороши!
Он впервые улыбнулся, снова поцеловал ее руку и, посмотрев на часы, грустно сказал:
— Уже поздно. Пора идти.
— Сидеть! — приказала Вера. — Не выпущу.
— Я-то не убегу, — снова улыбнулся Глеб, — но у тебя может быть неприятность. Коридорная видела, как я вошел, а после двадцати трех оставаться в гостинице посторонним запрещено.
Как он законопослушен!
— Сейчас притуплю бдительность коридорной, — пообещала Вера. Взяла кофейник, сковородку и, попросив: — Сними пиджак, галстук, стань домашним, — ушла.
Вернувшись, она весело объявила:
— Все вышло очень изящно: я сказала, что за мной неожиданно приехал муж, попросила разогреть и подать еду и за эту услугу сунула трешку.
— Дипломатка! — восхитился Глеб.
Коридорная принесла грибы и кофе, любезно поздоровалась с Глебом, спросила, не нужно ли чего-нибудь еще, и, уходя, не сдержала любопытства:
— Ваш супруг тоже артист?
— Генерал, — зачем-то соврала Вера, — только сегодня в штатском.
Коридорная юркнула в дверь, и Вера заперла за ней.
— Почему «генерал»? — удивился Глеб.
— «Как хорошо быть генералом! Как хорошо быть генералом!» — дурачась, запела она. Ей так хотелось расшевелить, развеселить его.
Он пошел в переднюю и вынул из кармана пальто бутылку коньяка.
— Алкоголиком стал? — поинтересовалась Вера. — Всегда при себе бутылочка?
— Иногда теперь пью один, — признался он. — Эту собирался выпить, вернувшись от тебя. Думал, что прогонишь.
— А мы выпьем за возвращение ко мне.
— Это возможно? — голос у него дрогнул.
— Такой умный и такой глупый! — воскликнула Вера. — Наливай!
Он понемногу плеснул в стаканы — рюмок не было.
— Не пойдет! — отобрала Вера бутылку. — Плохая примета. Пить надо из полного, — и налила стаканы доверху. («Что со мной будет!»)
Но ничего особенного не произошло — нервное напряжение было сильнее алкоголя, разве что появилась внутренняя свобода. Вера, наконец получив возможность, назвала причины своего поступка. Честно призналась, что мучилась все эти месяцы, старалась его возненавидеть. С юмором (теперь уже можно было смеяться) рассказала, как уничтожала его письма и утром «вынесла ведро любви», а он — как стер ее голос с пленки, чтобы не было соблазна слушать, как тяжело было ему все это время.
