Глеб Сергеевич ждал в вестибюле. Он встретил ее со сдержанной сердечностью, справился, где она предпочитает обедать — в ресторане или в номере, и, услышав: «Конечно, в номере, можно разговаривать без помех», — благодарно улыбнулся.
С этого дня начался самый счастливый, наполненный кусок ее жизни.
Проводив Глеба Сергеевича на аэродром, Вера пробиралась сквозь толпу, думая: «Как пусто стало в городе».
Началось ожидание писем. Она, как девчонка, ежедневно бегала на почту, — условились, что он будет писать «до востребования». Дома письма и газеты вынимал Петька, а он растяпа, может обронить, так рисковать нельзя. И бдительная мама несомненно проявит интерес, она всегда допрашивает: «Кто звонил? Что сказал? От кого письмо?»
Глеб Сергеевич писал часто, и девушка на почте уже улыбалась Вере как знакомой: «Есть, есть».
В письмах он был скуп на изъявление чувств, и она с жадностью выискивала драгоценное: «Моя дорогая…», а в прошлом письме было просто «дорогая», «…мешаешь работать, все думаю о тебе», «…не предвидится ли поездка в Горький? Публика очень соскучилась».
По вечерам, перед сном, писала ему. Эти ночные разговоры с ним стали ее постоянной радостью. Сдерживая рвущуюся нежность, она дозировала ласковые слова — сколько ты мне, столько и я тебе, — боялась выдать себя: а вдруг он чувствует иначе, слишком уж быстро у них все получилось. Она тосковала о нем, но и тоска была счастьем.
Ей захотелось сделать программу «О любви». Именно женской любви, счастливой и неразделенной, самоотверженной и эгоистичной. Работала она с таким запалом, что даже хорошо знавший ее режиссер удивился:
— Ну, Веруня, растешь как не дрожжах. Всех сокрушишь!
Дома было тихо и мирно. Уход Павла прошел безболезненно — как мало он значил в семье! Появлялся он часто, и, когда заставал Веру, они разговаривали больше и дружелюбнее, чем при совместной жизни. Видя их дружеские отношения, дети окончательно успокоились, а бабушка подвела итог, заявив:
— Давно пора было!
Как-то он, смущаясь, пригласил Веру к себе, объяснив, что предполагается небольшое торжество, не свадьба, конечно, в их возрасте смешно устраивать свадьбы, но товарищи по лаборатории упрекают что «зажали», требуют отметить, и они с Лидушей были бы чрезвычайно рады, если бы она…
— В качестве кого я появлюсь у вас? — удивилась Вера. — Брошенной жены? Согласись, что это как-то… неуместно.
— Зачем, зачем ты так? — заволновался Павел. — Я хотел облегчить тебе… Всегда понимал… Мне некуда было… Мы ведь друзья? — и с надеждой в голосе спросил: — Неужели мой уход огорчил тебя… хоть немного?
