— Вы же счастливый человек. У вас есть любимые дети и любимое дело. Чего еще можно желать?
О том, чего ей не хватало, Вера сказать ему не могла, поэтому ответила, что маленькие дети приносили ей только радость, а теперь с ними делается все труднее и труднее.
— Парню нужна мужская рука, — вскользь заметил он.
Это был скрытый вопрос — где отец детей? Она столько наговорила ему о своей жизни, семье, доме, даже про кота Фугаса не забыла, только о муже — ни слова. Не хотелось о нем вспоминать! И что сказать? Что он кандидат наук, химик. Какое это имеет значение? Сказать: живу с нелюбимым, потому что не хватает решимости расстаться, боюсь одиночества — унизительно. Присутствие этого человека вызвало в ней ярый протест против Павла. Даже незримый, он мешал ей. И она подумала: «Надо развестись. Приеду, скажу ему».
— Обычно людям нужно прикрыть рот, чтобы не проговориться, — прервал молчание Глеб Сергеевич, — вам — все лицо. Редкая выразительность!
— О чем же я проговорилась? — быстро спросила Вера.
— Какой-то камешек носите на сердце, сейчас вспомнили о нем и решили поступить круто. Так?
— У каждого свои… валуны и равнины, — уклонилась Вера и вкрадчиво спросила: — А вам не хочется что-нибудь о себе?..
— Хочется, — сознался он, — но будет ли интересно? Ничего примечательного…
— Да, да! — невпопад воскликнула она.
— Даже не знаю, с чего начать…
— По порядку, — потребовала Вера.
— Заполним анкету? — улыбнулся он. — Родился в Ленинграде, в тридцать седьмом окончил Кораблестроительный, до войны работал на Адмиралтейском заводе, воевал на Северном флоте, дважды был ранен, второй раз — тяжело, вот памятка осталась, — коснулся он шрама. — Родители умерли от голода… До сих пор успокоиться не могу! — оборвал он себя. — Понимаете, как только я узнал, что Ленинград блокирован, стал доппаек откладывать, надеялся с оказией своим старикам послать. В январе сорок второго полетел от нас человек, взялся доставить. Я им сразу написал: держитесь, ждите. Вернулся этот тип, рассказал, что был у моих, подробности наплел, а в феврале я получил от матери письмо, последнее, что отец умер и посылки они не получили.
— Убить мало! — прошептала Вера.
— Убил, если бы не отняли, — сказал он с такой силой ненависти, что она поежилась.
— Судить меня хотели, но, узнав обстоятельства, не стали, а через год он сел за воровство. Все проходит, и ничто не проходит. Все носим в себе. — Он замолчал, задумавшись.
— Дальше, — тихо попросила Вера.
