Небесное Притяжение | страница 32
Раза два, нам довелось стрелять. Стреляли на стрельбище по далеким деревянным щитам, символизирующим квадратных противников.
Сегодняшний сбор, судя по поведению капитана, отличался от обычных. Что означают учения с грифом «зеро»?
— Есть два пикета, — объявил Оганесян обступившим сержантам.
— Ничего себе, — пробормотал Маркулис.
— Аникин, поможешь выдать оружие. Сержанты стройте отделения. — Оганесян открыл оружейную комнату.
— Маркулис, один пикет с саркофагом, фактор «зеро».
— Везет. Понял, товарищ капитан, Рыжков, за мной, — они направились к комнате Синей Бороды.
— Куликов, объявляй солдатам сбор. Сержант, стройте отделения, в учебке объясняли, что такое нулевая готовность?
— Так точно!
Куликов побежал по проходу с криками:
— Рота подъем! СБОР!!!
Оганесян посмотрел в мою сторону.
— Максим, ты в чьем отделении?
— Рыжкова.
— Повезло, в пикет попал, — Оганесян странно улыбнулся.
— Что такое пикет?
— Скоро узнаешь. Иди, получай оружие.
Наш «Урал» натужно рычал аки зверь, на лесных ухабах старой дороги, продираясь сквозь колючие ветви сосен. В кабине сидели Алыча Кавказа и водитель, только они знали, куда едем и где находится пикет.
В кузове расположился геройский первый взвод: Рыжков, Хвостов, Дылдин, Губов, Хвалей, Клон. Маркулиса не считаю из принципа. Он невозмутимо сидел на саркофаге, смотрел на две зеленые колеи, выбегающие из-под колес. Саркофаг — большой деревянный ящик, выкрашенный в зеленый цвет и достаточно тяжелый. Мы прочувствовали вес, когда доставали его из комнаты Черной Бороды и тащили в автопарк. Что в нем находится, даже Серега не чувствовал. В крышку саркофага был врезан цифровой замок. В ногах Маркулиса стоял ящик поменьше, для нас наиболее ценный, в нем хранились сухпайки.
Сколько дней продлятся учения, нам не объявили. Сквозь надрывный вой мотора послышалось пение Димки, не даром он у нас был ротным запевалой. Прислонившись спиной к брезентовому полотну машины, Хвалей закрыл глаза и громко пел:
— Распелась пташка, — фыркнул Рыжков. Я показал кулак, младший сержант перестал ухмыляться. В поисках сочувствия и понимания, он покосился на Маркулиса. Старший нахмурился, но ничего не сказал.
Хвалей открыл глаза: