Командир роты успел встретить полковника возле дверей.
— Товарищ полковник! За время несения дежурства никаких происшествий…
— Отставить, — прервал Плохишь. Полковник глубоко дышал, стараясь восстановить дыхание. Его красное лицо стало лиловым, на носу проступила четкая карта кровеносных сосудов.
— Так. Капитан. Давайте команду: «Сбор». Учения — гриф «Зеро», — протянул Оганесяну запечатанный сургучом пакет.
— Могли заранее предупредить, товарищ полковник, — обиделся Оганесян.
— Сам не знал. — Палец Плохиша указал на потолок, — наверху мутят. — Полковник увидел меня. — Ты чего, солдат, уши развесил? Буди сержантов.
— Есть!
На тумбочке вытянулся в струнку Куликов.
— Слышал, что полковник сказал? Буди сержантов.
Полковник ушел в соседнюю казарму поднимать автовзвод, а я занял место дневального с интересом наблюдая за суетящейся алычей Кавказа.
Оганесян подбежал к оружейной комнате, вскрыл конверт. Высокий восточный лоб покрылся морщинами.
Что такое команда «Сбор», мы знали. Своего рода учения, для повышения солдатской боеготовности и чтоб служба медом не казалась. Сборы объявлял командир роты, по предположениям Губы, после ссор с женой. Сорились они часто. Оганесян появлялся перед рассветом и расстроено орал:
— Рота подъем! Сбор!
Четыре часа утра, прекрасное время для глубокого сна, когда сознание бойца блуждает среди иных миров, окруженное прекрасными, обнаженными гейшами. И вот, в эту глубокую иллюзию вторгается ослиный рев Алычи Кавказа. Гейши разбегаются, миры рушатся, а резкий переход в суровую явь ничего хорошего не обещает. Настроение портят часы висящие над входом в казарму, когда выясняется, что до подъёма оставалось два или полтора часа.
Зевая и протирая глаза, бестолково толкаясь, получали в оружейной комнате автомат и подсумки, хватали вещмешки, выбегали на плац. Строились в колонну. С лязгом открывались ворота и рота, глухо матерясь, неслась по бетонной дороге прорезавшей лес.
Капитан в спортивном костюме и кроссовках, возглавлял.
— Увеличить темп!
— Вторую скорость включили, — шептал мне в затылок Димка.
Монотонный топот солдатских сапог далеко разносился по лесу, эхом гулял среди деревьев. Ошалевшие птицы свистели в след. Над головой стрекотали маленькими вертолетами сороки, стараясь испражниться на зеленые каски, натирающие шеи, лбы, сползающие на подбородки. Если капитан совсем был не в духе, звучала команда: «Газы!».
Рота превращалась в стадо злых и слепых слонов, стекла быстро запотевали. Капитан отрывался далеко вперед, прикрываясь сержантами: чувствовал наши мысли — догнать и придушить мерзавца. Одиннадцать километров до стрельбища, одиннадцать обратно. Бетонка и лес. Ни одной захудалой деревеньки, покинутые края. Даже сороки, устрашенные ордой слонов, судорожно хлюпающих гофрированными трубками, воняющими тошнотворной резиной, оставляли нас. Улетали распространять по лесу свежие анекдоты.
