— Папа, скажи, как у тебя со здоровьем!..
Кофе сразу потерял вкус. Уже известно или догадывается?
— Что это ты вдруг?
— Я нечаянно наткнулся на твои анализы. Когда искал журналы…
— Ты не врач, тебе не понять.
— Я… Гарша показала их Берсону.
Та-ак. Теперь раззвонят на весь Аргале, что Эгле одной ногой в гробу. Если он увидит хоть один сочувственный взгляд, то уж наверняка не сможет больше работать! Сочувственный взгляд будет то же, что похоронный звон, и незачем слышать его при жизни, он для провожающих, а не для отбывающего.
— Так! — Эгле сердито пристукнул палкой.
— Ты ведь все молчал… это не первый день с тобой.
Верно, он сам не рассказал бы, но теперь расскажет.
Эгле пристально поглядел на сына.
— Не будем говорить громко. Другим незачем это знать. Видишь ли, из нас двоих врач все-таки я. Да. Я болен, но, видишь, хожу на службу. Разве серьезно больной человек работает? Сам знаешь, что нет. В справках сказано, что я лечился, это верно. Не могу сказать, что я абсолютно здоров; есть небольшое малокровие, правильно, но работа в институте подходит к концу, на все лето возьму отпуск, нажму на клубнику, и все будет в порядке.
Янелису очень хотелось верить, что все будет в порядке и отец поправится. Он улыбнулся. Эгле продолжал:
— Только никому ни слова. Женщины волнуются по любому пустяку. Не дай бог, с утра до вечера придется выслушивать: «Ты болен, ешь кашку, не простынь, надень теплые кальсоны», — расхвораюсь всерьез. Между прочим, вчера в министерстве мне дали новое лекарство. — Эгле достал те самые витамины, которые принимал уже много месяцев, и проглотил таблетку. — Ну-ка, одевайся побыстрей, в школу опоздаешь. До школы можешь посидеть за рулем.
Вечером, когда Эгле уже собрался идти домой, в кабинет вошел Берсон и, не говоря ни слова, сел в кресло напротив. Чуть погодя появилась Гарша и заняла позицию около умывальника. Она тоже не произносила ни слова и делала вид, будто меняет полотенце. Эгле понял, что предстоит серьезный разговор, и вооружился кривой усмешкой.
— Стоило Янелису только заикнуться, как тут же все доложили Берсону. Чрезвычайно женственно с вашей стороны, — атаковал он Гаршу первый.
Гарша повернулась и посмотрела ему в глаза.
— Если вам легче от насмешек, то пожалуйста…
Берсон притворился занятым своими руками. Он ничего не видел, кроме кончиков своих окрашенных йодом пальцев.
— Как же ты мог так запустить?..
У Эгле пропала охота обороняться, поскольку никто не нападал.
