— Больной Земгалис. Поступил двадцатого февраля с диагнозом хронический фиброз…
Эгле присел на постель Земгалиса, взглянул на больного и, по привычке изобразив на лице благодушие, принялся перебирать рентгенограммы.
— Земгалис. Уж кого, кого, а Земгалиса я знаю!
Земгалис — часть моей биографии. Больше двадцати лет мы с ним вместе работаем.
Земгалис удивленно пошевелил бородкой.
— Вместе работаем?
— Ну да. Боремся с туберкулезом.
— Это верно. — Земгалис довольно усмехнулся.
— Но настает время расстаться нам… насовсем.
Гарша, в этот момент проводившая пальцем по верху шкафа с намерением обнаружить там пыль, обернулась и прислушалась.
Эгле хлопнул Земгалиса по плечу.
— Да. Послезавтра выпишу. Прощайте. — Эгле кончиком карандаша потыкал в рентгенограмму. Земгалис тоже глядел на черный негатив, но, ничего не понимая, лишь согласно качал головой. — Вот они, бациллы, замурованы в извести, как в орехе, и уж никогда наружу не вылезут. В тридцать девятом вот тут все и началось с небольшого плевритика.
— Верно, тут. — Земгалис уверенно приложил палец к собственным ребрам, поскольку свою грудную клетку знал лучше в натуре, чем на снимке.
— Война наградила вас орденами и чахоткой. — Эгле показал другое место на пленке.
— Да разве меня одного?
— Утешение, конечно, но чахотка-то осталась чахоткой.
— Вот тут вы меня поддували и резали. — Земгалис опять приложил руку к груди. Он хорошо знал биографию своего туберкулеза. Иглой для пневмоторакса и скальпелем она была выписана на его коже.
— Помните, вас навестила жена, из Риги она полдороги прошла пешком, ведь автобусы тогда не ходили.
— А вы в тот раз велели заложить санаторские дрожки и ее довезли почти до дому.
— Да, давненько это было.
Эгле отдал бумаги Аболе.
Земгалис торопливым движением достал из-под кровати белую плетеную корзинку.
— Это вам, доктор, на память.
Эгле взял подарок и широко улыбнулся.
— Спасибо. Осенью пойду по бруснику. Ну, всего вам! — Он крепко пожал Земгалису руку.
Слева от окна лежал новичок Вединг. Со страдальческим выражением на бледном лице он неподвижно смотрел в потолок, делая вид, что не замечает врачей в палате. Эгле вспомнил, что встречал не раз таких больных, которые злились на врачей, словно те были повинны в их недуге.
Эгле подошел к Ведингу и тоже нахмурился. Вединг ожидал, что врач примется его утешать, и потому недоуменно покосился на него.
Абола зачитала историю болезни:
— Вединг. Поступил неделю назад. Свежие очаги. Депрессивное состояние. Беспочвенные разговоры о смерти.
