У него тряслись руки.
— Какая связь, — спросил Бэйес, — между этим и тем, что ты сделал сегодня?
— Какая связь?! — Бут завопил как сумасшедший, сверля взглядом Бэйеса. — Чем ты слушал? Господи, да все от зависти! Я завидую, когда у кого-то что-то хорошо получается, когда что-то идеально работает, когда что-то прекрасно само по себе или долговечно! Не важно, что это! Важно, что завидую!
— Как можно завидовать машине?
— А вот так, черт бы ее драл! — Бут стиснул ручки кресел, медленно подавшись вперед, уставился на сгорбленную фигуру в кресле посреди сцены.
— Машины же совершенны, в сто раз лучше любого из людей, разве не так? Такие правильные. Назови мне хоть одного человека, который никогда не ошибается! А эта проклятая жестянка не только идеально выглядит, но и говорит, и двигается! Смажешь ее, подкрутишь пару шестеренок, и она проживет еще двести лет, а я уже буду гнить в земле! Смекаешь? Да, я ей завидую!
— Машины не знают зависти.
— А я знаю, я это чувствую! — не унимался Бут. — Я всегда был изгоем. Всегда наблюдал со стороны. У машины получается, а у меня нет. Может, она и не такая способная, как человек, зато делает все безошибочно! Никогда, слышишь, никогда я бы не смог стать таким безупречным, идеальным, сводить людей с ума! Не смог бы стать тем, кто заслуживал смерти так же, как она, эта тварь, этот ваш президент!
Он вскочил, и его вопли доносились до самой сцены.
Линкольн молчал. Машинное масло блестящей лужицей растекалось по полу.
— Ваш президент… — пробормотал Бут, словно только сейчас осознал случившееся. — Да, этот ваш Линкольн. Тебе что, не ясно? Он давно умер. Он не должен жить. Не должен. Это бред. Сотню лет спустя восстал из мертвых. Его пристрелили, похоронили, и вот он снова живет и здравствует. Сегодня, завтра и всегда. Так как его звали Линкольн, а меня Бут, я должен был это сделать. Просто обязан.
Он затих. Глаза его остекленели.
— Сядь, — тихо ответил Бэйес.
Бут сел, и Бэйес кивком указал охране на дверь:
— Подождите снаружи, пожалуйста.
Когда они остались вдвоем, Бэйес наконец хорошенько разглядел убийцу. Взвешивая каждое слово, он проговорил:
— Хорошо сказано, только это не все.
— Что?
— Ты не все мне рассказал. Ты упустил кое-что.
— Ничего я не упустил!
— Это тебе кажется. Ты обманул сам себя. Заблуждаешься, как и все романтики. Фиппс, придумавший этого робота. Ты, убивший его. Все сводится к одному, все очень даже просто: тебе хочется попасть на страницы газет, так ведь?
