Бэйес обошел согбенную фигуру в кресле, вспоминая прошедшие дни и годы.
Тот вечер, и Фиппс с коктейлем в руке, и в бокале его отражается свет ушедшего и грядущего:
— Я всегда мечтал снять фильм о том, что случилось в Геттисберге: как собирается великое множество людей, а на самом краешке толпы, изможденной солнцем, стоят фермер с сынишкой и не могут расслышать, как ни пытаются, уносимые ветром слова стройного человека в цилиндре там, на трибуне. Заглянув в цилиндр, как в собственную душу, собирая воедино мысли, как неотправленные письма, он начинает говорить.
И фермер, чтобы уберечь сына в давке, сажает его на плечи. И хрупкий мальчонка становится его глазами и ушами, ведь фермер лишь догадывается о том, что говорит президент этому людскому морю, затопившему Геттисберг. Голос президента, высокий и чистый, то слышится ясно, то уносится ветром. Слишком много ораторов выступало перед ним, все в толпе взмокли, устали от толкотни, еле держась на ногах. И фермер шепчет сыну там, наверху:
— Что там? О чем он говорит?
И его сын, склонив голову, прислушивается к словам, что доносит ветер, и отвечает:
— Восемьдесят семь лет назад…
— Ну?
— …наши отцы пришли сюда…
— Так, так?!
— …на этот континент…
— Куда?
— На континент! Новая нация, зачатая в свободе, с верой в то, что все люди…
Так все и было: ветер, несущий обрывки слов, речь человека вдали, и фермер, неустанно державший на плечах своего сына, и мальчуган, ловивший каждое слово и шепотом пересказывавший его отцу, и отец, улавливавший лишь отдельные фразы, но понимавший смысл всего, что было сказано…
…из народа, народом избранное, ради народа, никогда не исчезнет с лица земли.
Мальчик умолк.
— Все.
И люди расходятся кто куда, а то, что было сказано в Геттисберге, становится историей.
А фермер так и не снял с плеч сына, что слушал слова на ветру, и мальчик, которого они навсегда изменили, наконец спустился сам…
Бэйес во все глаза глядел на Фиппса.
Тот осушил бокал, поморщился, как бы стесняясь своей искренности, затем фыркнул:
— Никогда мне не снять подобное. Но я смогу создать вот это!
С этими словами он разложил на столе чертежи «Механического духа Фиппса, Салема, Иллинойса и Спрингфилда», механического Линкольна, электромасло-смазочной машины из пластика и индийского каучука, превосходно функционирующей, превосходящей все самые смелые мечты.
Фиппс и его сын, явившийся в этот мир уже взрослым, гигант Линкольн. Линкольн, воскрешенный технологией, дитя мечтателя, такой нужный сейчас, пробужденный к жизни электрическими разрядами, получивший голос безвестного актера, родился в этом уголке старой доброй Америки, чтобы остаться навсегда! Вместе с Фиппсом.
