— Во-первых, двор не ваш, а нашей организации, — сказал я. — А во-вторых, ты, засранец, гони живо Богану назад его деньгу, и не будем терять времени. Какая там сумма?
— Двадцать две кроны пятьдесят.
— Играет как грудной младенец, а потом приводит тебя, — сказал младший Кайзерак. Морда у него была пятнистая, а губы распухшие, будто он совал нос в осиное гнездо. — Ежели б мы вас не знали, мы бы вас отсюда вытурили.
— Или наоборот, — сказал я. — Играть будете?
— Я ему гро́ши верну, но только это мошенство. Ты, Боган, весь кривой, как штопор, факт. Не умеешь играть — не садись, а иди к детишкам, право слово, не серчай, парень. Таким макаром мы с братишкой по миру пойдем, херр готт! Еще пара таких остолопов, и мы можем закрывать лавочку. — Он яростно сплюнул на ступеньки и поправил шейный платок. — С этого дня чтобы духу твоего на нашем дворе не было, потому как я за себя не ручаюсь.
— Двор принадлежит организации, — сказал я. — Так что заткни варежку. Мы получили все по наследству от Ворличков, и этот сраный двор тоже, вместе с автомастерской. Или ты хочешь сказать, что Ворлички заливали?!
Они швырнули Богану гроши и удалились по лестнице на галерею. Мы подбирали мелочь, и Боган молчал как убитый.
— Вы дерьмовые рожи! — прокричал Кайзерак.
— Обдиралы и проныры! — заревел его брат.
— Слушай, ты, опухлый, если хочешь, я скажу Гарику, и он устроит тебя работать в зоопарк к слону. Ты мог бы качать ему шары, чтобы они не потели, — хорошая ведь работка, а? Или нам влезть на галерею и размолотить вам хари?
Будь у них ключи от квартиры, они бы еще поерепенились, потому что им было бы куда отступать, но сейчас у них не было такого шанса, и они заткнулись.
Мама ждала меня с горячим ужином. «Горячим ужином» у нас назывался свиной шницель. Шницель означал, что мама либо выиграла, либо получила в стирку солидный узел от какой-нибудь пани, у которой забастовала старая прислуга.
— Ты знаешь, я буду работать на фабрике, — сказала она за едой. — Мне предложили место, и я согласилась.
— По крайней мере будешь больше дома.
— Соль?
Я сказал, что мне вкусно и так, без досола.
— Смена двенадцать часов, — сказала она. — По времени это одно и то же.
— А что ты там будешь делать?
— На кухне. Девочкой. Я уже ходила смотреть.
— Девочкой?
— Это значит помогать повару, — сказала она. — У нас всегда будет хорошая еда. Вечером ты придешь ко мне на работу, обождешь, пока я вымоюсь, а потом поешь чего-нибудь хорошего…
