Ночь пришла тихая и темная под затянутым тучами небом, в деревне тьма казалась еще непроглядней из-за постоянно затемненных окон, и уж совсем кромешной она была на Кручах, в чаще молодого букового леса, где находился партизанский бункер.
— Ну что, — спросил партизан Порубский хриплым, словно застревающим в больном горле голосом, — пошли?
Партизаны не шелохнулись.
— Нам ведь удалось убрать Габора, — продолжал он, — а под рождество пустить под откос три состава, неужто не взорвем мост?
— Идем, Штево, — ответил ему Зубак. — Пошли!
— Вот какой ценой приходится свою жизнь спасать, — сказал Мезей. — Пресвятая дева! Только и жизнь после войны должна стоить того!
— Черт возьми! — отозвался Гришка. — Нипочем не стану батрачить ни у Шталя, ни у Габора!
— У этих-то не будешь! — Порубский хрипло рассмеялся. — Их уж нету, балда!
— Ни у кого не стану батрачить!
— А может, зря мы это затеяли? — спросил Микулаш. — Я уж и сам не знаю.
— А если и зря, — хриплым голосом прикрикнул на него Порубский, — все равно надо сделать! Надо идти! Зачем мы тут? Немчуру надо крушить, где только можно. Чем меньше их останется, тем лучше. Мы должны помочь Советам!
— Идем! — сказал Станко. — Только я тоже не знаю, поможем ли мы этим!
— Поможем! — ответил Порубский. — И Молчанам поможем. Пойдем, что ли!
— Идите вы трое! — тихо сказал Зубаку, Мезею и сыну общинный служитель Порубский, который принес на Кручи буханку хлеба, кусок сала, две грудки творогу, пять пачек немецкого табаку и взрывчатку. — Идите вы трое! Вы тоже втроем! — Это относилось уже к Гришке, Станко и Микулашу. — Ты, Ондриш, оставайся здесь! Выспись! Сам говорил, что всю ночь не спал. Я домой не пойду. Дай мне пушку! Я до утра посижу. Идите, раз решили идти, хотя я бы вам не советовал, потому как швабы теперь точно с цепи сорвались!..
— Откуда у вас взрывчатка? — спросил Порубского его сын Мишо. — Кто вам дал?
— Колкар.
— А у него откуда?
— Не знаю. Чего ты пристал ко мне? Колкар мне никогда ничего не говорит, я и не спрашиваю. Только бы у вас прошло гладко! А то бросили бы вы это дело! Колкар велел сказать, чтобы вы перерезали железнодорожный путь. Ондриш, давай пушку!
Павела (он отморозил ноги, ходить мог, но отбегался) отдал старшему Порубскому винтовку и отправился спать в сырой бункер.
— Дяденька, — спросил старика Порубского Микулаш, — а почему вы апельсинов не принесли?
— Ах, чтоб тебя!..
— Ну, пошли!
— Дяденька, сидите смирно, смотрите не спугните нашего желтого дрозда! Нынче он так заливался, заслушаешься!
