О творчестве в науке и технике | страница 18



Так в середине XVI века был преодолен первый ППБ в науке. Однако его защитники бешено сопротивлялись, жестоко преследуя сторонников нового учения (вспомним судьбы Джордано Бруно и Г. Галилея).

В механике XVII–XVIII веков мы видим такую же картину, хотя в деталях она весьма отлична от предыдущей. Здесь тоже за видимостью механических явлений скрывались их законы, которые не были даны чувственно. Например, еще Аристотель полагал, будто различные тела падают на землю с различной скоростью: легкие — медленнее, тяжелые — быстрее. Но Г. Галилей доказал обратное — что все тела падают на землю с одинаковой скоростью, но что воздух задерживает падение легких тел.

Таким образом, и здесь был преодолен ППБ, разделявший видимое и действительное и тормозивший переход от первого ко второму.

Особенно впечатляющим был все тот же ППБ, сложившийся в химии и прочно вошедший в сознание человека со времен открытия способа получения огня. Казалось бы, не может быть никакого сомнения в том, что горение есть распад тел: ведь всякий непредубежденный человек, видя, как горят дрова в печи или хворост в костре, а тем более наблюдая пожар, видит непосредственно, как распадаются на части горящие предметы, как буквально рушатся деревянные постройки и т. д. При этом он не может не заметить, что из горящих предметов вырывается яркое пламя и темный дым, а потом остается пепел. Человеку наблюдения как бы подсказывают, что горение есть распад тела на три его более простые составные части: пламя (огонь), дым и пепел (золу). Так убедительно свидетельствует непосредственная видимость.

Начиная с далекой древности, когда огонь рассматривался в качестве одного из первоначал мироздания или даже единственного его первоначала, в сознание людей твердо вошел и удерживался до конца XVIII века ППБ: горение есть распад тел, гореть могут только сложные тела.

На протяжении целых столетий эта идея, отождествлявшая видимость с действительностью, видоизменялась в деталях, но сохранялась в своей основе неизменной.

Она выступала в качестве признания так называемой «философской серы» у алхимиков и ятрохимиков в средние века, в качестве признания «горючей земли» — в учении Бехера в XVII веке, в качестве мифического флогистона — материи огня — у Шталя в XVIII веке.

В рамках таких представлений накапливался опытный материал, необходимый для того, чтобы флогистонное учение могло быть «перевернуто», поставлено с головы на ноги, что и осуществил в конце XVIII века А. Лавуазье, создавший кислородную теорию.