— О преступлении? Где это?
— Почти напротив бакалейной лавки.
— Почти напротив… Там, где я…
— Там, где ты убил Эузебио Таламани!
Какую-то долю секунды молодой человек подумал, что это неудачная шутка, но жесткий взгляд Тимолеоне и жалость в глазах Бузанелы убедили его, что никто в этой комнате не собирается шутить.
— Значит, вы пришли для того… для того… чтобы…
— Чтобы арестовать тебя, Амедео… Именем закона… Эту ночь ты закончишь в тюрьме, а завтра мы тебя передадим карабинерам, которые приедут из Милана.
Россатти схватился за голову.
— Но это невозможно!.. Невозможно! Я не так уж сильно бил его!
— Нет особой необходимости в силе, когда держишь в руке нож!
— Нож? Это я-то держал нож?
— Которым ты ударил его прямо в сердце!
Прежде, чем Рицотто успел защититься, Амедео бросился на него, схватил за горло и сжал так крепко, что начальник карабинеров сразу стал лиловым.
— Вы не имеете права! Лжец! Вы не имеете права! Я никогда в жизни не прибегал к ножу!
Бузанела похлопывал Россатти по плечу, приговаривая:
— Синьор капрал… Осторожно… Синьор капрал, вы задушите его! Синьор капрал, так нельзя! Он ведь наш начальник… Это будет второе преступление!
Слово «преступление» отрезвило Амедео. Он отпустил Тимолеоне. Прошло добрых пять минут, в течение которых начальник карабинеров хрипел, икал, шумно глотал воздух и издавал другие странные звуки, пока, наконец, дыхание не вернулось к нему и он не смог проговорить тонким голосом:
— Ты поднял на меня руку… Тебе наплевать на мои нашивки… Анархист! Каин! Пойдешь под трибунал! Тебе не отвертеться!.. Что касается тебя, Иларио, то я тебе еще покажу! Меня пытались убить, а ты не вмешался. Выходит, ты его сообщник? Чего ты дожидался? Надо было стукнуть его прикладом по голове!
— Но ведь он капрал, шеф!
— Теперь он уже никто, дурень! Просто убийца, которого мы уведем как можно скорее!
— Если только я вам позволю его увести!
Они обернулись. У двери, которую она бесшумно открыла, стояла донна Элоиза, направив на них дуло охотничьего ружья.
— Первому, кто шевельнется, я всажу весь заряд в брюхо! Иларио закрыл глаза, ясно показывая, что происходящее его ничуть не интересует. Рицотто из лилового стал мертвенно-бледным.
— Так ты намеревался арестовать моего единственного сына, несчастный?
— По… послушай… Элоиза… он у… убил Эузебио… Я… я… обязан…
— Лжешь, Тимолеоне! Впрочем, ты всегда был лгуном! Ты просто мстишь, потому что я тебе в свое время отказала!
— Ты опять за свое!
