— Что… что случилось?
— Встань, Амедео.
Совершенно растерянный, неспособный ответить себе на вопросы, теснящиеся в его голове, он подчинился.
— Нет, не надо формы. Надень штатское платье.
Штатское?
— Да, так лучше.
Капрал послушался, двигаясь, как автомат, и когда он был готов, то повернулся к своим посетителям:
— А теперь?
— А теперь дай мне твой нож.
— Какой нож?
— Тот, который ты обычно носишь с собой.
— Я никогда не ношу ножа!
— Не надо считать меня глупее, чем я есть на самом деле, Амедео. Ты его где-то спрятал, но кончится тем, что мы обязательно его отыщем!
— Но позвольте, шеф! Может быть, вы наконец скажете мне, в чем дело!
— А ты совсем не догадываешься?
— Нет, по правде сказать!
— Значит, не догадываешься?
Тимолеоне взволнованно заговорил:
— Как мог ты, мой духовный сын, мой ученик, совершить такой ужасный поступок? Это выше моего понимания! За один час я постарел на десять лет и чувствую, что ко мне никогда не вернется мой прежний аппетит. Если я умру раньше времени, то это будет по твоей вине! Беру в свидетели Иларио!
— Клянусь головой моей матери, шеф, я ничего не понял из того, что вы сказали!
— Комедиант! Ты смеешь лгать мне в лицо, мне, Тимолеоне Рицотто, начальнику карабинеров, твоему старшему по должности, которому ты обязан оказывать уважение, не говоря уже о благодарности? Значит, ты прогнил до мозга костей?
Это было слишком для Амедео. Он снова повалился на постель.
— Должно быть, я болен… Вы говорите вещи, которых я не понимаю…
Внезапно поднявшись, он спросил:
— Вы как будто намекаете, что я совершил какой-то достойный сожаления поступок?
— Достойный сожаления?.. Ты слышишь, Иларио? Достойный сожаления! Он изволит называть свой поступок достойным сожаления! Скажи мне, свирепое чудовище, а Эузебио? Эузебио Таламани? Тот, который увел у тебя невесту, эту глупышку Аньезе… Его ты помнишь?
— Помню ли я Эузебио? А почему я должен забыть о нем? И, прежде всего, я не разрешаю вам оскорблять Аньезе!
— Вот что я тебе посоветую, малыш: не заносись, потому что я сумею сбить с тебя спесь. Это, во-первых. А вот и, во-вторых: что ты сделал с Эузебио?
— Что я сделал с Эузебио?
— Да! С Эузебио! Ты что, оглох?
— Эузебио? Я его оставил на земле, этого подлеца!
— Россатти, призываю вас проявить немного больше деликатности, говоря о человеке, которого…
— Которого я хорошенько вздул? А! Теперь я понимаю! Он вам нажаловался, этот трус! И поэтому вы пришли сюда? Но почему же ночью?
— Потому что карабинеры всегда готовы трудиться, даже ночью, если они узнают о преступлении.
