Я отношусь к тому поколению, которое сексуально просвещали, но никто не просветил нас о том, что не у всех равные шансы. Нас предупреждали: "пользуйтесь презервативами", но никто не говорил нам, что если, скажем, ты толстый, и у тебя лоб блестит от пота двадцать четыре часа в сутки, и ты говоришь о скучных вещах, потому что они кажутся тебе интересными, или вообще молчишь, то у тебя никогда не будет шансов воспользоваться презервативами. До сих пор во мне сохранилось что-то вроде обиды. Влюблялся я, должно быть, больше от одиночества, но готов был, в благодарность за снисхождение, положить вселенную к ногам возлюбленной. Но она боязливо отодвигалась: может быть, оттого, что у меня лоб блестел, а возможно, потому, что размеров вселенной она не могла себе представить и приписывала мне весьма банальные намерения. Произведения искусства судят по тем законам, какие они сами себе поставили, - а нас мерят всех одной меркой.
Конечно, я мог произвести впечатление на женщин, используя деньги и связи моей семьи или хотя бы преподнеся им роскошно изданный альбом с моей фамилией в низу обложки. Но я предпочитал анонимность. Мне хотелось, чтобы полюбили меня самого. Я не понимал абсурдность этого желания, ведь я Бернард, а Бернард - это издательство. Но, поскольку я не мог отличить себя от семьи, в общении с девушками я придумывал себе новый образ, совершенно мне не свойственный, который я, в растерянности, принимал за самого себя.
Потом, когда с женщинами дело пошло - рано или поздно получается у каждого, - я заметил, что не нахожу того, что ищу - повторения той близости характеров и мыслей, которая объединяла нас с сестрой (я не думал о том, что она отреклась от меня). Постепенно я покинул подруг, к которым раньше стремился, и по собственной воле запутался в той паутине одиночества, которую плетут "случайные связи".
С тех пор я любил только одну женщину (чисто физически, но от этого не менее страстно) и при странных обстоятельствах одного мужчину - хотя и не испытываю влечения к собственному полу.
Мы встретились (хотел сказать "в первый раз", но мы и потом встречались только здесь) в ресторане гостиницы, расположенной напротив редакции моего издательства. Стены домов в нашем городе неярки, в отличие от других мест, где много туристов и где архитекторы стараются разукрасить фасады. Но тогда - в момент нашего знакомства - стояла осень с красными листьями, и мне кажется, что эта пестрота потом сопровождала все наши свидания.
