Как солнце ясное, ты желтый,
И черные все семена твои.
Стоишь ты в поле такой гордый
И радуешь глаза мои.
Подсолнух, я тебя люблю
И стих сей посвящаю.
— Что ж, Анна, спасибо, — промямлил Женя, — было очень… мило. Очень… добрые стихи, да… очень добрые. Есть комментарии?
Аудитория молчала. Я царапал ногтями стол.
— Так, ну и давайте, Елена Алексеевна, вы, кажется, хотели выступить?
Моя соседка по столу, старушка, которая все это время перебирала листы текста, напечатанные на старой желтой бумаге, встрепенулась. Целая пачка была вручную напечатана на машинке. Целый роман, который никому не нужен и который никто никогда не прочтет.
Елена Алексеевна поднялась, поправила подол платья, схватила свою рукопись и зашаркала к месту для выступающих. У стола редактора она положила пачку бумаги и разъяснила:
— Я написала роман. Этот роман о нескольких бабушках, которые отправились в санаторий отдыхать. И у них там были разные приключения…
Я закрыл глаза.
— Итак, зачитаю отрывок, — сказала она и сняла резинку, которой была обмотана рукопись. В пачке было листов семьсот.
Бабули в санатории
— Меня зовут Валя.
— А меня Нина!
— А меня Надя.
— Я — Вера, — сказала я.
— Вера, а ты не храпишь? — спросила меня с недоверием Валя.
— Нет, а ты?
— Нет!
— А вот я храплю, — сказала Вера.
Еще час мы в полной тишине слушали отрывки из неизданного романа про старух, стихи о несчастной любви и рассказы о пьянстве и работе на заводе. Потом все закончилось. Убедившись, что Женя отвлекся, я схватил рюкзак и выбежал прочь.
В маршрутке до дома снова не оказалось сидячих мест. Я стоял пригнувшись и бился головой о потолок, когда машина наезжала на кочки. За окном проносились заправки и пустыри. Один из пассажиров, похожий на Хэнка из «Царя горы», пил коньяк из маленькой бутылки и утирал ладонью капли с пасти.
— На следующей, ёбаный компот!
— Мужчина… — почти шепотом обратилась к нему сидящая рядом старушка, — тут же дети, мужчина…
— Ну я же сказал «ёбаный компот», а не «ёбаный в рот»! Ком-пот! Ёбаный компот, на следующей! — снова прокричал он.
— Да слышу я, — злобно ответил водитель.
— Ну и все, нахуй.
— Мужчина… — почти шепотом обратилась к нему сидящая рядом старушка, — тут же дети, мужчина…
— Ну я же сказал «ёбаный компот», а не «ёбаный в рот»! Ком-пот! Ёбаный компот, на следующей! — снова прокричал он.
— Да слышу я, — злобно ответил водитель.
— Ну и все, нахуй.
В столице
В сентябре родители обняли меня в последний раз и посадили на поезд. Я забросил сумку на верхнюю полку, расстелил матрас, постелил белье, поменял обувь, надел легкую одежду и лег на кровать. Глядя на верхнюю полку, где надо мной спал будущий сосед по комнате, я думал о том, какая теперь будет жизнь. Чем я буду заниматься в университете? Где бы хотел работать? До этого я почти не задумывался, где работают в Москве журналисты. Ну, Первый канал, Второй. Журналы — ну, «Русский Репортер». Да, «Русский Репортер» — это класс. А больше я ничего не знаю.
