— А сегодня, если хочешь начистоту, дорогой Суртай, мы приехали с обидой на тебя. Кто тебе ее выскажет, как не мы? Почему, спрашивается, не можешь ты жить мирно, без ссор, без стычек? Зачем ты неоднократно нападал на русских, отбирал у них лошадей, скажем прямо — занимался грабежом? Чего ты добивался, чего хотел — зажечь пожар вражды меж нами? Ведь если завтра хан Тауке нас призовет к ответу, то спросит он с меня, поскольку я поставлен править вами. Ты понимаешь, что ты сделал? Ты зарвался, но и на силу найдется сила. Не от злорадства я говорю тебе все это, зятек Суртай, мне просто некуда деваться. Твои сородичи хотят, чтоб ты уехал, и поскорее, чтоб мы отныне с тобой не знались.
Суртай стал бледным как полотно. Он приподнялся — то ли болела рана, то ли душа горела, — на лбу его засеребрился пот.
— Есть поговорка: «Краснеет мое стыдливое лицо от того, что сделали мои бессовестные руки». Ах, Тлеу, у вас нет и лица, чтобы стыдиться, но есть оскал гиены. Вы же кровопийца и душегуб; чем действовать исподтишка, лучше бы ударили в открытую. А еще зоветесь казахом! Вы пользуетесь темнотой, невежеством народа, запугиваете и обманываете его. Я сожалею, что понял это слишком поздно, когда уже лежу на смертном одре. Но знайте: русские мужики никогда не были моими врагами, у меня один враг — это вы, стервятник, вцепившийся в меня мертвой хваткой. Что поделаешь, болезнь скрутила меня, но слепота моих сородичей опаснее любой немочи, любого тяжкого недуга. Что ж, радуйтесь, я голыми ступнями встал на горящие уголья, силы мои иссякли, я не могу бороться с вами…
Опешившие гости из свиты Тлеу растерянно молчали. Они решили больше не задерживаться в юрте Суртая и стали собираться в дорогу. Тлеу в сердцах встряхнул свой лисий малахай и подошел к Кунтай.
— Одевайся, поедешь с нами. — Он властно положил руку на плечо племянницы.
— Куда же я поеду? — с отчаянием спросила Кунтай.
— Я не оставлю тебя с врагом моим, — бай хрипел от злости, — я позабочусь о тебе, ты еще найдешь свое счастье.
— Никуда я не поеду! Только мертвой вынесут меня с этого порога! — заголосила Кунтай.
— Одно слово — женщина, — вздохнул Тлеу, — волосы длинные, а ум короткий. Все равно я приеду за тобой.
Обнявшись, все трое — Суртай, Жоламан и Кунтай — провели без сна эту ночь. Мальчик то испуганно вскрикивал, бросаясь к отцу, и все повторял: «Коке, коке…», то кидался к матери с плачем: «Мамочка, не уезжай!» Непосильная тревога разрывала детское сердце. Жоламану казалось, что он вот-вот потеряет и мать, и отца…
