Матрена зашлась кашлем.
Груня и Махов изумленно смотрели на нее. Федосий спросил:
— А как же вы, маманя?
— Я что! Я на этом свете не жилец. А теперь, Груня, ступай, а то Феминий заподозрит.
К утру Матрены не стало. Кровь пошла у нее горлом, — видно, легкие отекли. Верным оказалось ее предчувствие…
Убитый горем, Федосий продал корову, чтобы достойно проводить мать в последний путь.
Одиноко стало в его землянке. Уставившись в запотевшее окно, Федосий сидел неподвижно. «Что хорошего видела в жизни мать? Чем я согрел ее сердце? — горестно думал он. — Весь век она пеклась обо мне, о себе никогда не думала. С утра была на ногах, для меня старалась. Теперь холодная земля стала ей постелью…»
Все односельчане отдали последний долг его матери, только Феминий не зашел и Груню не пустил. Федосий сильно тосковал по ней, с особой остротой теперь ждал ее прихода, но Груня не появилась. «Неужто опять ее избил, гадина!» Федосий в темноте скрипнул зубами. Потом вышел, дал овса коню, вымыл его. Вернулся, сложил в мешок все необходимое.
Скрипнула дверь. Федосий насторожился. Но, вопреки его ожиданию, в комнату вошел Дементий Астахов.
— Добрый вечер, Федосий, — поздоровался тот.
— Вечер добрый, дядя Дементий.
— Что печку-то не затопишь? Не убивайся, браток. Дело известное: бог дал — бог и взял. Слов нет, хорошая женщина была Матрена. Ты что, глухой, что ли? — Дементий положил ему на плечо широкую мозолистую ладонь.
— Что? — очнулся от забытья Махов.
— Да вот что — дом тебе надо срубить, в землянке не перезимуешь. Все тебе помогать будем.
— Не знаю, дядя Дементий.
— И знать нечего, завтра кликну плотников.
— Подумать надо.
— А что думать? Не среди чужих живешь. Надо стоять друг за дружку. Самосад мой отсырел, у тебя нет? И еще хочу спросить — отчего ты не женишься?
— А чего торопиться? — отмахнулся Федосий.
— Не прав ты, мил человек. Так бобылем останешься.
— А где я найду невесту? Феминий мне отказал.
— Да, с него взятки гладки. Такого еще поискать надо. Не тужи, найду тебе невесту.
Дементий поднялся, сделал самокрутку.
— Значит, по рукам, Федосий, да? Это я об доме. Ты человек правильный, не чета Феминию. Нам такими людьми бросаться негоже. А его поостерегись, слышишь?
Махов проводил Дементия до калитки. На улице ни зги не видно, холод, мрак.
— Федосий! — услышал вдруг Махов тихий голос.
— Груняша, ты ли?
— Я. Рука онемела. Ужас как тяжело.
— Что это?
— Одежонка моя, пожитки.
— Пожитки?
— Мы должны выполнить волю тети Матрены. Нет терпежу больше. Два дня томил он меня под замком. Еле вырвалась!
