Песнь моя — боль моя | страница 75



— Эй, с чем вы едете к нам?

— Ассалаумагалейкум! — Бакен, старейшина аула, поздоровался, не слезая с коня. Было видно, что он опешил, оказавшись лицом к лицу с надменным баем.

Суртай выехал вперед.

— Мы приехали на свой джайляу. Приехали всем аулом.

— С каких это пор здешний джайляу ваш? Я не ослышался? — Тлеу изобразил на лице недоумение.

— Тлеке! Не хотите ли вы сказать, что я вижу не только то, что на земле, но и под землей? — рассердился Суртай.

— Молчать! Прикуси язык, если забыл свое место. Тебе ли тягаться со мной?

— Вы сами говорите со мной неподобающе. Или вы хотите разорить бедных родичей, перебивающихся кое-как? Это урочище наше.

— Как это ваше? Может быть, твой дед или отец тебе его оставили? Тогда покажи мне их могилы. Подведи и ткни меня носом. Если я увижу и не уйду, считай меня негодяем. А иначе — поворачивай свое кочевье! — Рукой он показал на навьюченных верблюдов, сгрудившихся на перевале.

— И вправду не осталось на свете справедливости, если сильному дозволено притеснять неимущих. Тлеке, в прошлом году урочище отдали нам. Не заставляйте нас бедствовать, — пытался уговорить бая Суртай.

— Если ты так петушишься, почему не докажешь свое право русским, ведь они ограбили тебя. Или ты думаешь — достаточно поплакаться, и все расступятся пред тобой? — надменно посмотрел на него Тлеу.

— Почему же вы не пасете здесь скот ежегодно? Мы не уйдем из Каскабулака! — обиделся Суртай.

Что правда, то правда: раньше урочище принадлежало Тлеу, и он частенько пас там свои табуны. Но в последнее время, когда участились стычки между казахами и русскими, бай, избегая неприятностей, не приезжал в Каскабулак, лежащий недалеко от границы. Прошлой осенью, узнав, что урочище отдано Суртаю, Тлеу рассердился и с тех пор вынашивал тайный замысел. «Если не принять меры, джайляу присвоит этот нищий сброд», — думал Тлеу и, как только растаял снег, поднял свой аул, чтобы опередить Суртая.

— Странные вопросы ты задаешь. Разве у меня один-единственный джайляу? А нынче приехал, потому что травостой низкий, скоту пастись негде. Нет хуже, когда сородичи не довольствуются своим, а норовят урвать у других. Так кто же из нас потерял совесть, голубчик Суртай? — Тлеу усмехнулся.

— Тлеке, мы… так сказать… приехали. Куда же нам деваться? Если вы велите, мы… так сказать… уедем. Мы… так сказать… не знали, что вас тут застанем… — заискивающе мямлил старик Бакен. Одним глазом он следил за баем, а другим искоса поглядывал на Суртая, давая понять батыру: дескать, молчи, не ввязывайся.