Песнь моя — боль моя | страница 61



Говорят, время лечит. Но это единственное слово «Коке!», застрявшее в памяти сердца, не могло забыться. Каждый день оно отзывается новой болью и, видно, будет похоронено вместе с ней, как ее неизбывная тоска по родине.

Нет числа горестным воспоминаниям. Положив вместо подушки мешок с кизяком, Маржан по ночам не смыкала глаз. Печально смотрела она на звезды. «Милые звезды, наверное, вы зажигаетесь над моими степями! Неужели никогда мои босые ноги не коснутся родных ласковых песков? Я была бы счастлива умереть, обняв сухой казахский ковыль».

Больше Маржан не встречалась с Зая-Пандитой. Она старалась не попадаться на глаза ламе, ставшему кумиром ойротов и монголов. Это мужчина может решиться на рискованный поступок, а она слабая женщина. Так проходили ее однообразные дни. Маржан была не в силах что-либо переменить и поневоле покорилась своей жалкой доле. С того времени как Зая-Пандита вернулся на родину, прошло уже два года. Эти два года окончательно состарили Маржан. Погасли ее черные глаза, щеки впали, волосы припорошил белый иней седины. Тонкий стан согнулся, потому что она целыми днями не разгибала спины, собирая в поле кизяк.

* * *

В этот день в ауле Эрдени-Батор-хунтайши, сына досточтимого Хара-Хулы, царила суматоха. Почти все население вышло на улицу. Отдельно от других стояли хан и тайши в собольих шапках. На них были атласные халаты и расшитые узорами гутулы — остроносые сапоги. Ханская челядь, стараясь не попадаться на глаза знати, сгрудилась в стороне. Сегодня и всякая шушера высокомерно сплевывала, сдвинув на затылки малахаи. Каждому хотелось заглянуть в щель небольшой юрты, поставленной отдельно от других — для пленника.

И впрямь было о чем посудачить.

— Это и есть султан Джангир?

— Да, прямой наследник Есим-хана.

— Э-э, теперь его престол — сырая могила.

— Не зря говорят: не спорь с сильным, не тягайся с быстроногим.

— Видишь, какие у него глаза? Как у горного орла — искры мечут.

Наконец зеваки разошлись. На закате, когда стало смеркаться, подле юрты пленника осталось несколько человек.

Один из стражников грубо оттолкнул Маржан, которая подошла с мешком за спиной. Другой вступился за нее:

— Зачем ты гонишь беднягу? Что она тебе сделала?

— А ты ее когда-нибудь видел здесь? Она же пришла, потому что он ее сородич, казах. У этих казахов, даже у старух, превыше всего чувство родства. — Сказавший это презрительно отвернулся.

Услышав слово «казах», Маржан почувствовала, что у нее отнимаются ноги, и бессильно осела на землю. С немой мольбой она смотрела на мужчину. Тот присел подле нее.