Песнь моя — боль моя | страница 55
Разозленный Ержол повел разговор впрямую:
— Хватит, Ашимтай! Не буду я спорить с тобой. Ты только и умеешь молоть языком. Кроме него, ничего у тебя нет ни табунов, ни даже скакуна приличного. Среди певцов впервые я вижу такого болтуна. Почему же ты молчишь, когда оскверняют то, что каждый бережет как святыню?
Ашимтай недоуменно обернулся к своему спутнику, словно спрашивая: о чем это он?
— Не юли, Ашимтай! Я тебя давно раскусил! Не прикидывайся дурачком, — напирал на него Ержол.
— Я и не думаю юлить. Ты мне слова не даешь сказать. Навалился на меня и давишь, давишь. Даже мой конь так не брыкается, как я сейчас. Ослабь свои когти! — Ашимтай все еще хотел перевести разговор в шутку.
— Ну что ж, буду до конца откровенен. Не нравится мне ваша поездка. Она мне как ячмень на глазу. Надоели ваши происки.
— Вот как!
— Да, так, Джангир-султан.
— Брось, Ержол.
— Нечего бросать. Я умру от позора!
— Не мелочись.
— Вы меня вынуждаете мелочиться. Вы меня сжигаете живьем. Я все сказал. Хватит, кончено! — Ержол, хлестнув коня, поскакал, обуянный гневом и местью.
Два джигита потерянно молчали. Спутник Ашимтая — а это был Джангир-султан — не мог поднять глаз на своего друга.
— Не огорчайся, султан. Это самолюбие в нем говорит и обида. Он считает, раз девушка его отвергла, пусть она и тебе не достанется. Поехали!
— О Ашимтай! Почему человек себе не хозяин? Старый хан, мой отец, свое гнет: отец не хочет брать во дворец сноху, считает, что она мне неровня. Хочет силком меня женить на той, которая мне безразлична, словно я жеребец и от меня ждут приплода. Я уже хотел покориться его воле, считая сопротивление бесполезным, но встретил ту, что обожгла мое сердце пламенем любви. Она моя суженая, мы не можем жить друг без друга. Я в тупике, просто с ума схожу от собственного бессилия. И Ержола я понимаю. Мое счастье, самая моя сокровенная радость обернулась для него горем. Ведь он тоже любит ее. Что мне теперь делать, Ашимтай? Если я обидел кого-то, скажи прямо. А если это не так, встряхни меня как следует, выведи из оцепенения. Сам суди меня — вознеси или повергни в печаль. — Джангир умоляюще посмотрел на друга.
Ашимтай поехал рысью, словно приглашая его за собой.
— Не создавай себе лишних трудностей. Надо драться за свое счастье. Ты же сам сказал, что тебе ее послал аллах, — кто же, кроме всевышнего, может отнять ее? А что касается Ержола, так я знаю голубчика, он намекал на другое. Сквалыга, каких мало. Готов жарить кости, когда нет мяса. Заткнешь ему рот лакомым куском, и его смех будет оглашать горы! Вот так-то. Не унывай, султан!