— Вот это речь!
— Как справедливо!
— Байулы, алимулы, жетиру — созвучно получилось.
Тут Казыбек сделал едва заметное движение, и люди замолчали. Жомарт смотрел на него не отрываясь. Все нравилось ему в Казыбеке: и шапка, отороченная выдрой, и ладная фигура. Жомарт заметил, как повернулся хан на троне, кивая головой. Султаны, бии и батыры, собравшиеся здесь, внимательно и с одобреньем слушали Казыбека. Все эти люди, кто с завистью, кто восхищенно, внимали его живому слову.
Когда все смолкли, Казыбек, окинув взором зал, заговорил опять:
— Для каждого кочевника первая забота — это скот. Скотина может забрести далеко, с ней и врагов наживешь, и с соседом поссоришься. Наши исконные тяжбы о скоте лишают нас покоя. Друзья мои, ничего я так не жажду, как мира между вами. И пусть его не омрачает хищение скота. Чтоб не треснуло ваше единство крепкое, как серебряное кольцо. Повод не довод, не будем терять разум. И здесь мы разбирали тяжбу о скоте. Поэтому я предлагаю выход. Угон скота — вот худшее из зол, давайте пресечем его навеки. Отныне пусть каждый род клеймит свою скотину. По этому тавру ее — от мала до велика — нетрудно будет разыскать, и ваши ссоры прекратятся. Я думаю, что цвет трех жузов меня поддержит и завещает наш обычай новым поколеньям. Вот все, что я хотел сказать.
Все дружно закивали ему в ответ.
Жомарт глубоко задумался. Не убедило его согласие присутствующих, хоть и порадовало. В мыслях его был разброд: где течет река, там и мели, и пороги. «Кто может поручиться, что родовая знать, которой все позволено, притворно соглашаясь, потом не вцепится друг другу в горло? Понятно, разумные слова охлаждают дурную голову, но куда склонится большинство? И разве коршуны, хватающие все, что подвернется в бескрайней степи, отступятся, умерят аппетит, не будут пить народной крови? Они привыкли ссорить, стравливать людей и, наблюдая исподволь за дракой, вершить высокий суд и обирать народ, взимая дань где табунами, а где отарами овец. Ох, непроста дорога жизни, по горным кручам, по каменистым склонам она петляет. Ему уже за пятьдесят, но и пятьдесят дней не выдалось спокойных. Всю жизнь он на коне, но разве до этого султанам? Как дальнозоркие порою близоруки. Что им родной народ! Одни кичатся предками, другие — тугой мошной, а третьи — высоким положеньем. А все желают одного — сесть на ханский трон. Ни о чем другом не помышляют. Чем хвастают? Своим происхожденьем, древнейшим родом, благословеньем, ниспосланным святыми. А вот когда необходимы единенье и сплоченность, то их не сыщешь. Тут есть о чем подумать. А решать надо. Разве всю эту знать заботит судьба родной земли? Где Семиречье, где Алатау? И почему томятся в неволе у джунгаров батыры Старшего жуза? Где представители этого жуза, главы его Джульбарс-хана. Неужто султанам не надоело выжиданье трусливой птицы, сующей голову себе же под крыло? А если поразмыслить, то русские послы правы. Разумная политика не в том, чтобы запугивать соседа, кидаясь на него исподтишка, она — в согласии и в обоюдной пользе. Время напряженное, тургауты и джунгары идут стеной, а мы воюем у себя в аулах. Ну можно ли сейчас остаться без опоры? Ведь это игра с огнем. А если ты плохой сосед, как ты попросишь помощи у русских? Да, из тупика никак не выйти…» Усилием воли Жомарт вернул себя к действительности.
