— Сапоги где?
В принципе я бы за эти сапоги так не волновалась.
Мышка рвет к шкафу и вытаскивает на свет новенькие кожаные саламандровские штиблеты.
— Вот, — радостно сообщает она. — Подарок.
— Идиотка! — констатирует Мурка.
А Олень ничего не говорит. Он берет штиблеты, вертит в руках, подносит к носу, нюхает и вперяет в Мышку тяжелый взгляд.
— Сапоги где? — тихо спрашивает он.
— У тети Мани, — тихо отвечает Мышка.
— Зачем? — спрашивает Олень.
— Так… старые же. Я отдала. Может, пригодятся.
— О-о-о! — стонет Олень. И еще раз: — О-о-о!
И начинает давать кругаля по комнате. И рвать на себе волосы. И орать: «О-о-о!» И волосы вдруг крякают и остаются у него в руках. А на голове остается круглый голый череп. И Мышка дико кричит, решив, что Олень от горя содрал с себя скальп. Только Мурка невозмутима.
— Парик, — отчеканивает она. — Так я и думала. Вот только — с какой целью?
Тут следует намекнуть, что по законам жанра парик с Оленьей головы должен был содрать Коточка и таким образом еще раз обозначить свое участие в сюжете. Но Коточка зарылся в свою Кофточку и никакого участия ни в каком сюжете принимать не собирался. Он был большой индивидуалист, этот Коточка.
Тут Олень совершил невозможное. Он подошел к Мышке и взял ее за грудки. Ударение на последний слог! Он взял ее за грудки и немножко потряс. Мышкина голова мотнулась и стукнулась о лиловую байковую грудь.
— Давай, — прохрипел Олень, тяжело дыша. — Веди. Где там твоя тетя Маня?
Мышка поскакала в соседнюю квартиру, Олень поскакал за ней, а мы следом за Оленем. Только Джигит не тронулся с места. Он лежал на кровати в папахе, закинув руку за голову, и с интересом смотрел на нас. Мышка позвонила соседям, дверь распахнулась. Дядя Ваня встречал нас на пороге во всей своей неприкрытой красоте.
— Сапоги! — выкрикнула Мышка. — Где сапоги?
— А зачем мне сапоги? — удивился дядя Ваня.
Тут надо сказать, что дядя Ваня был именно тем человеком, к которому Мышкина соседка тетя Маня применила в свое время радикальное средство по очеловечиванию мужчин и к которой Мышка однажды, когда Джигит окончательно ее достал, ходила консультироваться по этому вопросу. Ей хотелось узнать, из каких таких реторт и пробирок на свет появляется
Двадцать пятого августа тетя Маня ударила дядю Ваню скалкой по голове. Дядя Ваня упал и не умер.
Столь головокружительная кульминация их супружеской карьеры не удивила бы людей, близко знавших тетю Маню. В свои сорок пять лет, в том ядреном возрасте, когда баб называют «ягодка опять», она походила на колючий можжевельник. Это дядя Ваня вытянул из тети Мани все жизненные соки. За двадцать пять лет совместной жизни она ни разу не видела его трезвым. Бывали, правда, минуты просветления, общим счетом штук пять, максимум семь. Но и в эти лихие мгновения глаз у дяди Вани был мутен, дыхание нечисто, речь сбивчива. Он хватал тетю Маню за грудь мозолистой дланью человека физического труда, валил на кровать и икал.
