Ж ощутил ноющую боль в животе. Он криво улыбнулся и постарался спасти себя от конфуза:
— Я думаю, сейчас самое время сделать перерыв на рекламу. А после рекламы я отвечу на этот вопрос.
На негнущихся ногах он проскакал по сцене в сторону занавеса под очередной грохот аплодисментов. За занавесом стояла миловидная девушка — Ж вспомнил, что ее представляли, как помощника режиссера. Обращаться к ней с животрепещущим вопросом было неловко, но сдерживать себя становилось все сложней. Конфузясь, Ж выяснил у нее дорогу и убежал.
Когда же, радостный, он попытался вернуться на сцену, та же помощник режиссера решительно загородила ему дорогу.
— Мне надо туда, я еще не все рассказал, — попытался объясниться Ж.
— Спасибо, сюжет с Вами уже снят. Сейчас снимают совсем других людей.
— А как же я?
— А Вы посидите вон там. Можете даже закурить. После окончания съемки мы подарим Вам кассету с записью передачи.
— Подскажите… а когда это покажут?
— Вам не сказали? Это прямой эфир, — Ж пробил холодный пот — как же он опозорился перед страной. Теперь на его карьере можно ставить крест. В издательствах даже вахтеры будут смеяться, попытайся он сдать рукопись.
Пулей он летел домой, прижимая к груди кассету. Не раздеваясь, воткнул ее в видик и перемотал на свое выступление. Вот он с глупым лицом идет на выход…
— … Вы видите, как реагируют на фамилию Половина лучшие из его коллег.
А сейчас — сенсация. Нашим редакторам пришлось нелегко, но на сцену выходит дополнить черный образ нашего героя лечащий экстрасенс Половина, — фамилия потонула в очередных аплодисментах.
Ж не находил себе места от стыда. В доме нашлась лишь бутылка коньяка. И Ж принялся заливать стыд этим благородным напитком прямо из горлышка. Когда в бутылке оставалось около трети, он смахнул с глаз пьяные слезы и позвонил Х.
— Друже, ты видел?
— Конечно! Счастливый ты, чертяка! — радостно откликнулся приятель.
— Счастливый? Они подставили меня! Моя литературная жизнь закончена…
— скорбно заныл бедный герой прямого эфира.
— Да ты не понимаешь! Ты же не просто мульку нашел — ты козырную вытянул! Я еду к тебе, чтоб все подробно объяснить, а ты поляну накрывай — проставиться ради такого.
Да, Х оказался прав. После „Больших чернил“ к Ж пришла слава.
Никто не называл его „этот клоун-засранец“, чего он боялся. Все отзывались о Ж только как о „замечательном, тонко чувствующим литературу писателе“. Он был счастлив.
Редакции заваливали его предложениями о публикации отвергнутых ранее рассказов. Причем первыми сдались те из них, которые были наиболее грубы в отзывах. Более корректные журналы пока держались. Но всем было понятно, что это всего лишь вопрос времени.
