Тиражи пару лет назад резко упали, потом долго постепенно падали и сейчас опять резко упали. Раньше тираж новой книги был двести тысяч, а сейчас двадцать тысяч – как человеку такое пережить? Трагический тираж. Десятки писателей были бы счастливы такому тиражу, но для Мамочки это означает потерю любви. Раньше ее любили двести тысяч человек, сейчас двадцать тысяч. Если бы вас разлюбили сто восемьдесят тысяч человек, вы бы тоже переживали.
– Я каждый день смотрю продажи, у меня уже пунктик появился, как проснулась, сразу смотрю…
– Не смотри, не думай, – советует Карл, как будто она не писатель, а дура. Разве можно не думать? Мамочка же думает о любви.
– Я теряю читателей… Хорошо, я пишу для теток, где они, мои тетки?! Может быть, они поумнели и хотят читать серьезную литературу? Нет, не может быть, чтобы люди стали умней. Может, люди хотят читать серьезную литературу, чтобы думать о себе лучше?
– Не бойся, я у тебя не отняла читателей, у элитарной прозы тираж три тысячи, ну от силы пять, – вяло говорит Карл. Ей неинтересно про тиражи, ей вообще про книги неинтересно. – Ты просто никогда не желаешь видеть правду, если она тебя не устраивает. Тетки-то вечны, но сейчас другие тетки – они читают другие любовные романы. Просто так случается, что чье-то время подходит к концу…
– К концу? – Мамочка спрашивает таким же беспомощным тоном, каким Карл говорила «возраст?».
– Ты сама столько раз писала о тех, чье время подходит к концу, о трагедии стареющей актрисы или балерины и о писателе, теряющем популярность, но когда касается тебя, ты не хочешь знать, не хочешь видеть…
– Неправда! … Или правда?..
Вообще-то издатель тоже говорит, что ей надо быть современней. Говорит: «Твои тетки уже бывшие золушки, нужно переходить на другую аудиторию». Я видел, как она читает книжки конкуренток, чтобы узнать, о чем они пишут, а потом всю ночь стучит на компьютере. Утром говорит: «У меня не получается, как они, я могу только как я… Я все стерла, что ночью написала. Теперь я настоящий писатель – пишу и рву, пишу и рву…»
– …Но главный ужас знаешь в чем?
Карл смотрит без всякого интереса, с выражением «какой ужас может быть ужасней моего ужаса?». Она ждет, когда Мамочка сделает паузу, чтобы пожаловаться на Чучело мужа, как оно изменилось, то есть он изменился.
– Я стала завидовать, – шепчет Мамочка. – Я смотрю, кто что написал, у кого какие отзывы в Интернете… Так стыдно, но ничего не могу с собой поделать. Я злюсь, завидую… Так ведь и гадиной можно стать, понимаешь?
