Со Хи знала, что ей не будет позволено уйти из покоев отца, пока он сам того не захочет. Девочка едва дышала, сердечко ее учащенно билось, тело затекло. Казалось, еще немного и она упадет в обморок. Такое состояние было сущим мучением для ребенка.
Время от времени мрачную тишину нарушало перелистывание страниц книги. И вдруг хозяин дома поднял голову и закричал:
— Киль Сан!
От неожиданности Со Хи вздрогнула.
— Киль Сан!
Снаружи донесся топот бегущих ног. Загорелый мальчишка появился в дверях террасы.
— Да, господин! Вы меня звали?!
— Почему комната такая холодная?! — бросил резко мужчина.
— Сейчас разведу огонь!
— Я разве не велел это сделать давеча?! — Лицо хозяина побагровело, на лбу вздулись вены. Вид озлобленного отца поверг девочку в ужас.
— Я мигом, господин… прямо сейчас…
— Дурак! Я задал вопрос: почему в доме холодно?!
— Мне очень жаль, господин… — напуганный мальчик попятился, кинулся прочь, и вскоре, точно охотничья собака, он уже бежал назад с охапкой дров.
Вспышка раздражения вызвала у хозяина новый приступ кашля. Чхве Чи Су прикрыл рот платком, согнулся, его глаза широко раскрылись, белки покраснели. Кашель не унимался, приступ не давал ему передохнуть. В этот момент он выглядел очень одиноким и беспомощным. И пытался что-то сказать, но в кашле едва не задохнулся и затрясся всем телом. Наконец приступ отступил, и Чхве надсадно, хрипло сказал дочери:
— Иди уже…
Со Хи задвинула за собой створки двери, вышла на террасу и ощутила тошноту. Бон Сун, ожидавшая ее, обняла девочку:
— Госпожа… — Она подобрала полы своей юбки и вытерла ею выступившие слезы на лице Со Хи.
Солнце клонилось к западу. День, выдавшийся на редкость трудным, хлопотным, медленно таял.
Большая часть гостей, то бишь, управляющих из провинций, отбыла верхом на ослах обратно еще до сумерек. Столовая в поместье Чхве Чи Су, такая большая и просторная, какую встретишь только в храмах, тотчас опустела. И весь дом сделался словно необитаем, как берег после отлива. А ведь еще недавно здесь было полно народу.
Из-за сурового нрава хозяина, все его семейство казалось строгим, оттого и слуги вели себя соответственно тихо. Но хотя гости давно уехали, всюду царил беспорядок, поэтому работа не прекращалась до поздней ночи. В завершении всех хлопот, двери подсобных помещений и кладовых плотно задвинули, заперли на замок, а ключи надежно спрятали в дальней половине дома.
Притомившаяся повариха закончила мыть посуду, потушила на кухне свет и ушла к себе. Спустя некоторое время, погасли окна и в комнатах слуг. Погас свет в покоях матери чхампана, госпожи Юн, и почти одновременно и в комнате Бон Сун Не. Весь дом погрузился в темень и тишину. Потом взошла на небе луна, — круглое светило десятого лунного месяца, — с небольшим изъяном, будто надкушенная с одного боку. Густая тень и пугающий холод затаились по всем углам большой усадьбы. Время от времени доносился стон старого слуги Ба У, прикованного болезнью к постели, ожидающего каждый день своего конца. Рядом с ним скрючилась его жена, старуха Каннан, жалобно о чем-то причитая.
