— Насчет министров ты тоже почти прав, — с усмешкой прервала учительница. — Керенский удрал в женской одежде, а остальные как заседали в Малахитовой палате, так к креслам и пристыли. Думали, что большевистский крейсер разрушит весь дворец. На самом же деле «Аврора» сделала один-единственный выстрел, да и тот холостой. Он лишь послужил сигналом к восстанию. Большевики не хотели разрушать дворец. Они сберегли его сокровища для народа. А проклятый Гитлер…
Вдруг она закашлялась. В классе стало тихо. Притих даже неугомонный Пашка. Сам он был тоже эвакуированный. Мать его и целый выводок сестренок ютились у Бобылихи. А Пашка прижился у нас. Только ночевать домой ходил. Если же он засиживался, приходила мать и грозила ему пальцем. Мать называла Пашку недокормышем. Он и в самом деле был тощий, заморенный. Но это не мешало Пашке быть очень живым, веселым. Маленький, быстрый и шумливый, как воробей, он смешил весь класс. Но сейчас сидел хмурый, гневный. Когда уезжали в тыл, гитлеровцы раз пять бомбили и обстреливали их поезд. Старшему брату Пашки при бомбежке отсекло осколком челюсть. Он жил, но не мог ни есть, ни говорить. Так и умер молча. Пашка видел, как он умирал, и с тех пор стал думать, что бы ему сделать такое, чтобы Гитлер околел, как бешеная собака. В этом я его поддерживал, потому что гитлеровцы зажгли снарядом танк моего отца и мать получила похоронную. Но Гитлер сидел у себя в рейхстаге и продолжал губить людей, а мы ходили в школу и не знали, как помешать ему. Я уже отчаялся, а Пашка все думал да соображал. Даже сейчас, в классе.
— Саньк, — вдруг сказал он, — а я все-таки придумал…
— Чего придумал? — спросил я, косясь на учительницу.
— Как Гитлера убить.
И он таинственно зашептал мне на ухо, что поедет в Ленинград, сядет на крейсер «Аврору», по Балтийскому морю подплывет ночью к рейхстагу и трахнет сразу из всех калибров.
— Чудак, — сказал я, и мы заспорили. Все опять загомонили, и кто-то принялся нас «разнимать». Учительница уже не кашляла. Она смотрела на нас с явным интересом.
— Что за шум? О чем вы, ребята, спорите?
Пришлось ей рассказать. Я был заранее уверен, что над затеей Пашки трахнуть в Гитлера из всех калибров она только посмеется, и не жалел иронии. Но она даже не улыбнулась.
— Ты, Паша, прав, — сказала она. — Гитлера надо уничтожить, как бешеного зверя. Но только, видимо, придется сделать это каким-то другим способом. Впрочем, обо всем этом поговорим потом. А сейчас расскажите мне, пожалуйста, что вы проходили и на чем остановились.
