— О Господи! — запоздало перекрестилась Алена. — Что с нами было?
— Петля Нестерова! — захохотал Петр. — Гаишник даже из будки вылез.
Судя по голосу, Петр уже полностью пришел в себя. Мы поехали дальше в больницу. "Пока еще навещать, — подумал я. — А про фигуры высшего пилотажа он хорошо завернул".
Надо сказать, с годами юмор гаишников мне стал нравиться. Дом, в котором мы живем, стоит в самом конце Ленинского проспекта, и, чтобы из его арки на этот самый проспект выехать, приходится нарушать правила, причем дважды. В первый раз ты вынужден проигнорировать знак "движение только направо", во второй — пересечь сплошную двойную линию. Но не ехать же километр до разворота на проспекте Вернадского.
Гаишники об этом выезде из арки нашего дома хорошо знали и изредка караулили жильцов вроде меня. Однажды я выехал — и прямиком в их распростертые объятия.
— Нарушаем, Александр Константинович, — сказал капитан, изучив мои права.
— Да уж... — понурился я. — Срочно на дачу надо, а объезжать далеко.
— Серьезное нарушение, целых два, — посмотрел на меня капитан. — Составляем протокол?
— Можно без протокола?
Мы сошлись на тысяче, тогда это была приемлемая цена.
— В следующий раз будьте внимательнее, — сказал гаишник, возвращая права.
Следующий раз не заставил себя долго ждать.
Назавтра я снова выехал на проспект через арку — и увидел того же капитана с палкой.
— Опять вы?! — опешил он.
— Вы же здесь раз в год стоите, — тоже удивился я.
— Иногда и два раза в год, — смутился гаишник, но быстро взял себя в руки. — На дачу?
— Куда же еще, — пробурчал я. — Но это несправедливо — стоять два дня подряд на одном месте.
— Знаете, Александр Константинович, — внимательно посмотрел мне в глаза капитан, — у вас очень знаменитая фамилия.
— И что?
— Я бы на вашем месте написал заявление туда, — показал пальцем вверх гаишник.
— Зачем?
— Чтобы вам выдали особое разрешение.
— Какое?
— Ездить по собственным правилам. Чтобы вот тут, на лобовом стекле, был прикреплен талон, а на нем большими буквами написано: "На дачу!"
— Вот ваша тысяча, — достал я из кармана бумажник.
— А вы на досуге поразмышляйте, — козырнул капитан.
После этого я перестал выезжать на проспект из арки. Но история с капитаном случилась годы спустя. А в тот день, когда я влетел в сугроб, мои приключения не закончились.
Должен признаться, в середине восьмидесятых Москва утопала в снегах отнюдь не случайно. Верно, это был знак, подаваемый свыше, однако никто на него не обращал внимания. И в первую очередь его не замечали дворники. Если крупные автомагистрали еще как-то расчищались — все-таки генсекам и их приспешникам нужно было ездить в аэропорты и другие места, — то боковушки рядом с проспектами, по которым разъезжали простые граждане, были брошены на произвол судьбы. В них вязли даже "нивы", не говоря уж о "жигулях" шестой модели.
