Я родился в полесской глуши и в любом лесу чувствовал себя гораздо увереннее, чем на городской улице. Здесь мне легче дышалось, яснее думалось, ярче виделось. Иногда мне даже казалось, что я понимал язык трав и деревьев. Впрочем, как и говор реки, которая готова беседовать с тобой сутки напролет и в любую погоду.
Оказалось, что внуковский лес еще совсем недавно был настоящим. В нем встречались кабаньи помет и лёжки. Не очень далеко от поселка я обнаружил загон и вышку для охоты на лося. Их, конечно, уже не использовали по предназначению, однако бревна загона были довольно крепкие, а на вышку можно было взобраться по лестнице. Стало быть, не так давно по этому лесу бродили лоси.
Ранней весной мне на глаза попался крупный заяц. Он был наполовину беляк, наполовину русак и полностью соответствовал поговорке: "Здоров, как старый заяц весной". Заяц тяжело прыгал по просеке метрах в двадцати от меня, и я легко мог бы его догнать. Но зачем писателю заяц? Я поглазел на него и пошел на лыжах дальше.
Кстати, заячьих следов на снегу в поселке было полно. Пропали они в середине девяностых. В те годы многое в Подмосковье пропало, как и во всей стране.
Однажды на просеке прямо на меня из леса выскочила лиса. Она была худовата, но вида вполне здорового. Судя по размерам, это был скорее лис, чем лиса. Он коротко глянул на меня и сиганул в лес через просеку. Тут же из кустов вывалились две тяжело дышащие собаки. Это были крупные псы, породистые, один с короткой шерстью, второй с длинной. На обоих ошейники. Было видно, что гнались они за лисом давно. Короткошерстный пес рыкнул и снова бросился в гущу леса. Длинношерстный протяжно зевнул и сел у моих ног. Весь его вид говорил, что в лес он больше ни ногой.
— Со мной пойдешь? — спросил я.
Пес кивнул.
— А живешь где?
Пес стал выкусывать на животе блох.
Он проводил меня до ворот поселка и исчез.
Да, лес здесь еще был похож на настоящий. Позже я узнал, что именно в этом лесу провел несколько дней Александр Фадеев. В воспоминаниях "В июне 1954 года" критик-конструктивист Корнелий Зелинский написал, что незадолго до самоубийства Фадеев пришел на дачу Бубеннова во Внукове. Он сбежал от жены из Переделкина и несколько суток ночевал в лесу, слушая шум деревьев и лай собак в далеком жилье. Денег у него было мало, и он выпивал двести грамм в день, закусывая хлебом с луком. "Я бродил по лесу, два-три раза в день возвращаясь в “забегаловку”, — рассказывал Фадеев Бубеннову. — Я наслаждался дыханием самого леса, которое меня возвращало к моим скитаниям по тайге в годы моей партизанской юности на Дальнем Востоке. Я дышал полной грудью, и чувство безвестности, чувство того, что сейчас никто не знает, где я и кто я, вылилось в счастливое чувство свободы, независимости".
