— Господи, — всплеснула девушка руками. — Какая окаянная школа наша, чтоб она сгорела!
Северьянову и приятно было чувствовать себя героем, и неловко видеть себя в центре общего внимания.
Стругов поднялся на скамью. Необычным своим видом, с кровавой повязкой на голове, он быстро привлек к себе внимание. Когда толпа затихла, коротко объявил, что по случаю бандитского выстрела из-за угла в товарища Северьянова митинг закрывается и что стрелявший будет, вне всякого сомнения, пойман и наказан именем революции по законам военного времени. И тут же предложил Ковригину продолжать запись добровольцев в Красноборский военно-революционный отряд и в ячейку сочувствующих. Сходя со скамьи, он заметил, как из пятистенки Салазкина вывалила орава во главе с Маркелом Орловым, который шел впереди, закинув свои кудри на козырек фуражки. В его размашистых руках зеленели мехи «тальянки». Гармошка надрывно и пьяно визжала на всю площадь. Сынки красноборской знати, толкаясь и зазывая девушек и молодух, рвали охрипшие глотки. По лицам этих молодцов видно было, что они готовы совершить сейчас любую подлость.
Стругов подошел к одному из фронтовиков, уже записавшемуся у Ковригина, отозвал в сторону и тихо кивнул на горланившую ораву:
— Сергей, я тебя в этой компании не раз видел. Пристройся незаметно к ним. Нам надо знать, кто там сейчас из орловских прихлебателей отсутствует, понял? Сделаешь?
— Выполню, как боевое задание революции!
— Не торопись, действуй осторожно, как в боевой разведке.
Северьянов не заметил, как к нему подошли Гаевская и Даша.
— Вас ранили? — в голосе Гаевской звучала искренняя тревога.
— Чепуховая царапина.
В глазах Гаевской ласковый блеск:
— Пришли вас благодарить.
— За что?
— За что? — Тонкие, подвижные брови Гаевской вздрогнули. — За то, что упомянули нас, несчастную интеллигенцию, в своей речи. Сколько месяцев революции, а все ораторы только и склоняют: рабочие и крестьяне, крестьяне и рабочие. А интеллигенции как будто и на свете не существует.
Шагах в десяти от группы молодых женщин, оживленно о чем-то разговаривавших, стояли, посматривая на учительниц, Наташа, Прося и Ариша. Гаевская знала, что красавицы были из Пустой Копани. Встретив их взгляды, она сдвинула брови:
— Вы нам разрешите сочувствовать вам?
— Вы же эсерка.
— Кто вам Сказал?
Даша иронически возразила:
— Мы беспартейные.
Гаевскую заметно раздражали пристальные взгляды Проси, Ариши и Наташи.
— Это ваши, пустокопаньские? — спросила она тихо, указывая взглядом на женщин. — Как звать эту молодку в высоком повойнике?
