— А, это ты! — проворчал Леон. — Я тут подумал, что тебя уже нет в живых. Его голос, казалось, выходил из пещеры. Огненная борода расползалась буквой дельта на груди, а по сторонам лица поднималась до шевелюры. Этим рыжим зарослям, скрывавшим глаза и уши, не удавалось прятать ослепительное сияние его улыбки. Он был одет в бархатные штаны цвета ржавчины и зеленую футболку, грубо связанную им самим из толстой шерсти.
Томас спустился вниз по мраморной лестнице в центр прежнего салона. Леон приветствовал его с лошади, трусившей рысцой вдоль круглой стены. Это был араб цвета горного меда, изящный, словно девушка, носивший имя Тридцать первый. Его нервные ноги гулко ступали по паркету, уложенному розеткой и устланному свежей соломой.
Все, что оставалось в холле из мебели, было сгружено вокруг лестницы — два кресла, рояль, китайский столик с причудливо изогнутыми ножками, очень похожий на таксу. Лифт навсегда заклинился в попытке преодолеть потолок; в поле зрения оставался только начавший зеленеть зад бронзовой нимфы.
Леон остановил Тридцать первого возле Томаса и спрыгнул с него. Спина лошади вновь стала горизонтальной.
— Тебе нельзя садиться на лошадь, — сказал Томас. — когда-нибудь ты сломаешь ей позвоночник. — Никакого риска! У нее стальные кости… И потом, ей нравится возить меня — она любит меня… Давай пройдем сюда… Он подтолкнул Томаса к западной стороне холла, к камину, в котором горели большие поленья. Придерживая юношу огромной рукой, полностью скрывавшей его плечо, он направлял Томаса перед собой. Выше Томаса на голову с лишком и гораздо массивнее его, он полностью заслонял юношу. Впрочем, он мог заслонить кого угодно. Он, конечно, не был гигантом, так как всего на треть превосходил обычного человека.
Леон отодвинул корзины, стоявшие перед камином, в которых под шерстяными тряпками дремали змеи. В обитом медью сундучке с поднятой крышкой виднелись извивы тела удава. Его голова выглядывала из складок одеяла.
В большой корзине, выложенной соломой, спала обнаженная девочка. Она лежала на боку, повернув лицо к огню и подогнув ноги. Одна ее рука, сжатая в кулачок, пряталась под подбородком, вторая лежала на краю корзинки. Томас с удивлением посмотрел на нее. Судя по всему, ей было лет десять-одиннадцать. Бросались в глаза светло-коричневая кожа, светлые с золотистым оттенком слабо волнистые волосы, коротко обрезанные до одинаковой длины вокруг головы. Ее плечи и бедра отличались хрупкостью округлых форм. На еще плоской груди небольшими пятнышками выделялись соски, похожие на зерна пшеницы.
