Недавно один молодой преподаватель сказал студентам, что не понимает, откуда у них такое страстное увлечение национальной историей, такой полемический жар, с каким они готовы отстаивать заслуги своих предков. «Поэзия вашей молодости, — говорил он им, — это окололунные орбиты, полеты на Марс, Венеру, прыжки в галактику; нет расстояний, которые человек не преодолел бы в будущем. Вы только посмотрите, какими темпами усовершенствуется транспорт с начала этого века…» И дальше в том же духе. Верно, дети будут летать на Луну, но чтобы добраться туда, им необходимо самое далекое и самое глубокое прошлое. По возможности — до самого неолита.
У меня большой выбор прошлого. Прошлое отца, матери, Ларисы, Жени, Михала.
Мое прошлое — это Михал. Не заставляйте меня считать своим прошлым что-либо другое.
Михал. Михал.
Прошлое Михала. Да, Анна, вот это прошлое, это жизнь! Тебе, Анна, надо было бы поучиться у Михала! Ты его не знаешь. Если бы ты его видела! С длинными волосами, с небрежно завязанным под мягким воротничком широким галстуком, с тонкой тростью в руке — таким приехал он в Хельсинки.
В последнее время я часто вижу Михала во сне. Почему-то всегда дело доходит до столкновения. Разговор принимает резкий оборот. Мы ссоримся. Из-за каких-то консерваторских дел, но на самом деле из-за Жени. Чтобы позлить его, я напоминаю ему о Тане. Он сердится.
«Я вынужден был выпроводить ее из дому, когда ты надумал привести Женю, — говорю я. — Ты ведь во что бы то ни стало решил жениться. Женя — и никто другой, непременно и немедленно. А мне велел уволить Таню. Она была прекрасной служанкой, и кто виноват, что ты спутался с ней? Я знал, что ты с ней спишь. Думаешь, мы не знали? И Лариса знала, и Соберский, и другие. Все, кто заходил к нам. Правда, она сама тебя подстерегала, когда ты поздно ночью возвращался домой, и сама звала тебя в свою каморку. Впрочем, вряд ли она была дикая, замкнутая, по-крестьянски недоверчивая. Наш дом был для нее первым местом, а порекомендовала ее нам, помнишь, мать Жени. Тогда мы еще не знали Женю, ни ты, ни я. Просто старый доктор сказал как-то, что нам нужна служанка. И в доме появилась Таня. Да я и сам слышал за дверью ее прерывистое дыхание, твой голос».
Ссора меня огорчает, гнетет все сильнее, но я должен высказать ему все начистоту; он всю жизнь делал вид, что никто ничего не знает. «Э-е-е, нет, — говорю, — я все знал, ты делал из меня дурака, а я молчал, хоть и всю твою подноготную знал, ты даже нашу маленькую приятельницу в Финляндии, помнишь…» «Замолчи, — кричит он, — замолчи!» Ругается, грозит мне кулаком, как в детстве, когда я лез в драку, а он смеялся надо мной.
