* * *
Дальше Хайме не слушал. На негнущихся ногах он выскочил из ратуши под весеннее солнце, глубоко и с облегчением вздохнул. Все! Разрешение получил, теперь дело за малым… Об этом малом пока думать не хотелось. Ну его… В то, что выйдет убить дракона, верилось с трудом.
Но и отступать уже поздно.
Стайка воробьев дружно купалась в неглубокой лужице, распушив перышки, толкаясь и азартно чирикая, радуясь наступившему теплу.
В брюхе урчало, а вот в карманах звона отродясь не водилось, лишь пара медяков. Поэтому прогуливаться, наслаждаясь красотами Гельта, Хайме не собирался, лучше сразу двинуться в путь. Если уж свое брюхо не удастся набить, то хоть драконье, лишь бы поскорее.
— Эй, посторонись!
Где-то за спиной взревела труба.
Его грубо толкнули локтем в бок. Хайме охнул, закрутил головой, стараясь понять.
Из-за угла показалась безмолвная процессия монахов-доминиканцев, в надвинутых на самые носы капюшонах, так, что и лиц не разглядеть. Народ резво расступался, давая дорогу, Хайме пихали со всех сторон и он поспешил отступить подальше, к стене соседнего дома. За монахами, гулко громыхая на каждой колдобине, ехала телега запряженная двумя волами. На телеге стояла клетка. Хайме долго вглядывался, но так и не смог разобраться — человек одетый в лохматую шкуру? Зверь? Испуганно вжавшийся в самый угол…
— Вот горе-то, — сдавлено вздохнули у самого уха, тихо совсем, но Хайме услышал.
— Какое горе?
Вздохнувший дернулся, совсем не ожидая вопроса. Хайме тоже не ожидал, случайно вырвалось, уж очень интересно стало, что происходит. Тот замялся нерешительно.
— Так ведь, эта…
— А кто это? — Хайме показал на клетку.
— Это? Так ведь это… ну, оборотень значит, выходит…
Хайме испуганно перекрестился, вот, святые угодники, чего только не увидишь! Правильно Филипп говорил: лучше в город не соваться, там нечисти всякой… спаси и сохрани!
— А куда его?
Человек почесал под шапкой вихрастую макушку. Он тоже, кажется, был не местный, не городской… деревенский скорее.
— На костер, знамо дело. Куда ж еще. Эх, жалко, хороший паренек был…
— Оборотень хороший? — изумился Хайме.
Оборотней он никогда не видел, но слышал многое. Человек глянул с сомнением, поджал губы и тяжело вздохнул.
— Тильберт это, младшенький сын гуртовщика, — поведал неохотно. — Смышленый паренек был, учтивый такой… Бывало, вот, встретишь на улице, а он: «здравствуйте, дядя Йост, как поживаете?» А на дудочке как играл, заслушаешься! А так… да что он псом иногда оборачивался, так это не со зла ведь! Это он с братьями овец пас… пастушек он был… эх… овцы-то его как слушались…
