Я кипел. Братерский сливается.
Я уже думал об этих почти религиозных вещах — о своей вине и своем выборе. Я прокручивал в голове все этапы нашего общения, весь эксперимент с блаберидами и пощечину у ресторана «Миссия». Но если я и выбрал… то что?
В углу бильярдной на старой тумбочке стояло зеркало — судя по следам металлических зажимов, когда-то оно было вставлено в шкаф. Братерский подвел меня ближе. Зеркало отражало меня почти в полный рост.
— Что вы видите? — спросил он.
— Себя, е-мае.
— А вы посмотрите внимательно. Настолько внимательно, насколько можете, — он хлопнул меня по плечу.
— Посмотрю — и что?
Но Братерский уже ушел.
Еще с минуту я смотрел в темное зеркало, где отражался мой контур. Вид у меня был обычный, волосы взлохмачены, руки походили на плети, была легкая сутулость. Не герой, одним словом.
Я приближался к зеркалу, нанизывая себя на собственный взгляд. Скоро я оказался настолько близко, что зеркало почувствовало мое дыхание и помутнело в области носа. Я смотрел себе прямо в глаза, чуть скосив их.
На душе было погано.
Вдруг смещение пространства или какой-то оптический эффект заставили меня отстраниться.
Я смотрел на отражение, но едва заметная разница выдавала, что оно вышло из-под контроля. Моя внутренняя поза не соответствовала его позе. Его губы дрогнули в нахальной улыбке. Подбородок стал упрям. Взгляд повеселел.
Я отстранился. Отстранилось отражение, но сохранило вызывающий вид. Оно подмигнуло мне. Да нет… Это я подмигнул себе. Отражение казалось нахальным, как веселый человек на похоронах.
Смещение продолжалось. Теперь я чувствовал его отчетливо. Я видел свое отражение через галерею бесконечных рамок, которые множились и удаляли меня на расстояние, будто я смотрел на себя через перевернутый бинокль. Забытое с детство чувство захватило меня полностью. Это было чувство удивления что я — это я. Что я есть вот тот человек в зеркале. Что я вообще человек. Что я заключен в эту оболочку и пользуюсь словами, которые звучат карканьем ворон. Наши слова смешны, как макароны, ведь «макароны» — очень смешное слово, если произнести его много раз. Также смешон наш вид и смешны мы сами, потому что это и не мы вовсе.
Состояние длилось недолго. Скоро я снова увидел себя, а слова перестали казаться бессмысленными. Осталось светлое чувство. Это было чувство человека, который долго просидел в погребе и вдруг сумел приоткрыть крышку; и пусть он ничего не увидел, свежий воздух, проникший в подземелье, наполнил его отвагой.
