Блабериды - Артем Краснов

Около года назад один человек с неважной репутацией назначил мне встречу. Человека звали Сергей Братерский.

Как любого журналиста меня интригует, если человек из деловой среды назначает встречу. Это может быть слив информации или заманчивое предложение; а в конце концов, от всего можно отказаться.

В случае с Братерским за уколом любопытства наступило предчувствие, будто меня втягивают во что-то против моей воли. На доли секунды его неторопливый голос сбил меня с толку, разбудив азарт, но скоро я почувствовал себя человеком, которому настойчивый торговец продал ненужное.

Братерский был управляющим страховой компанией «Ариадна», совсем небольшой и малоизвестной. О таких компаниях всегда думаешь: переживет ли она полисы, которые выписывает? На ее логотипе буквы сплетались в узор настолько дикий, словно дизайнер загадывал ребус. Главный офис «Ариадны» находился в семиэтажном здании советской задумки, прямоугольном и сером, на крыльце которого бело-зеленая вывеска «Ариадны» терялась в пестроте других фирм.

Иногда владельцы подобных компаний заказывали у нас рекламу, но брали всегда самый дешевый вариант, а потом изводили бесконечными согласованиями. Работать с ними было сложно из-за особой чванливости, которая свойственная бизнесменам средней руки. Мы звали их мозготрахами (но грубее).

Братерский не был медийной личностью и приобрел странную известность из-за нелепого инцидента трехлетней давности. В то время область сотрясали коррупционные скандалы. Пойманных чиновников сажали под домашний арест и даже в следственный изолятор, крепили к ним устройства спутникового слежения и замораживали счета.

На волне коллективного бесогонства люди почувствовали кратковременное родство с властью. Народ требовал беспощадного правосудия, и власть не скупилась на публичные обещания. Журналисты соревновались в знании уголовного кодекса. Общественники распаляли друг друга на пресс-конференциях и круглых столах. Чиновники втайне мечтали прикрыть дверцу, из которой тянуло сквозняком новых скандалов, но вслух соглашались с необходимостью самых отчаянных мер. За пару месяцев маховик разогнался до такой степени, что угрожал стереть в порошок любого.

Потом информационную бурю сменило странное затишье, когда любое неосторожное слово могло быть интерпретировано, искажено, использовано против.