— А вот и семейка пожаловала, — сказала она. — Я воспользовалась случаем и улизнула от них…
Начальник станции поклонился дамам Абель — вдове и ее старшей дочери Луисе. Их сопровождала фрекен Иенсен. На лице вдовы была написана покорность судьбе.
— Да, — сказала она, — я пришла встретить мою Малютку-Иду.
Вдова попеременно встречала то Луису, то Малютку-Иду. Луису весной, Малютку-Иду — осенью.
Дочери проводили по полтора месяца в Копенгагене у тетки. «Моя сестра, статская советница», — говаривала фру Абель. Советница жила на пятом этаже и пробавлялась тем, что раскрашивала аистов, — каждый аист стоял на одной ноге на подставке из терракоты. Фру Абель посылала дочерей к сестре с неизменными пламенными надеждами.
Она посылала их к ней вот уже десять лет кряду.
— Ах, какие письма писала нам в этот раз Малютка-Ида!
— О да! — поддакнула фрекен Иенсен.
— И все-таки самое отрадное, когда твои птенчики дома, под материнским крылом, — сказала фру Абель, умиленно посмотрев на Луису-Старшенькую. При этой мысли фру Абель даже утерла слезу.
Полгода, что птенчики проводили дома, они только и знали, что бранились между собой и пришивали новые отделки к старым платьям. С матерью они вообще не разговаривали.
— Разве мы выдержали бы в этом медвежьем углу, если бы не семейные радости, — сказала вдова…
Фрекен Иенсен кивнула.
За поворотом у трактира раздался собачий лай, и на дорогу выехала коляска.
— Это Кьер, — сказала дочь пастора. — Что ему тут понадобилось? — Она пошла к калитке в конце платформы.
— Нет, вы только подумайте! — Владелец усадьбы Кьер вылез из коляски. — Самая страда, а Мадсен свалился в тифу. Пришлось по телеграфу вызывать нового управляющего — черт его знает, еще окажется какой-нибудь болван… Сегодня должен приехать…
Кьер вышел на платформу.
— Говорят, кончил высшую сельскохозяйственную школу, — кабы только это пошло ему впрок, — да еще будто с наилучшей аттестацией… А-а, Бай, здорово… — Мужчины обменялись рукопожатием. — Что новенького?.. Как жена?
— Спасибо, хорошо… Стало быть, встречаешь управляющего?
— Да, этакая досада. И главное дело — в самую страду…
— Выходит, мужского полку прибыло, — сказала дочь пастора, размахивая руками так, словно заранее давала приезжему затрещину. — С Малышом-Бентсеном будет их, значит, шесть с половиной…
Вдова взволнована. Не зря она предупреждала Луису-Старшенькую: не надевай прюнелевых ботинок.
Главное «украшение» Луисы-Старшенькой — ее ноги… маленькие аристократические ножки…
