— Так, по мелочи. Мне несложно увеличить порции, если ты вложишься в продукты.
Он даже есть перестал.
— Ты не будешь тратить свои деньги, пока живешь в моем доме, — приказал бескомпромиссно. — Я дам тебе электронный адрес внешнего поставщика — если захочешь экзотики, — местные направляют чеки сразу в банк.
— Хорошо, — согласилась легко. — Просить записать на твой счет?
Он кивнул, расслабившись, когда я не стала спорить. Проглотил первую булку, взялся за вторую. Я вспомнила рельефный пресс и поднялась за третьей: ему не повредит.
— Что с ногами?
Рефлекторно шевельнула пальцами — единственной не забинтованной частью стопы.
— Поранилась, — ограничилась кратким. — Заживет.
* * *
Лукас задерживался. Я нервно постукивала мыском кроссовка, отсчитывая минуты. На десятой он, наконец, показался. Руки в карманах и проскользнувшая в походке хромота поведали больше, чем упрямое молчание и вызывающе приподнятый подбородок.
Беззвучную игру в гляделки прервал взрыв смеха от компании подростков у крыльца; обращенные к нам лица намекали, о ком шла речь. Лукас набычился. Ненавязчиво заслонила гогочущую молодежь.
— Альфа ждет, — сказала ровно, с предостережением.
Юмористы притихли. Я пропустила Лукаса вперед и стойко держалась до крайней улицы. Тогда спросила:
— Что с руками?
— Царапины, — буркнул. Поразмыслив, добавил: — Я упал. Коленки тоже разбил.
— Сам упал или помогли?
— Сам, — соврал, стиснув зубы.
Я заколебалась, ругать за явную ложь или принять обман. Эгоистичное желание контролировать всех и вся скандировало громкие лозунги: «Ты имеешь право знать!», «Ты должна защитить ребенка!». Здравый смысл робко подсовывал диагноз — гиперопека. Не понаслышке знакомая с приемами психологического давления, на корню обрубила себялюбивый голос. Лукас взрослый мальчик, сам способен разобраться с обидчиками. Если же ситуация потребует моего вмешательства, скажет прямо.
Дом принял в благословенно пустые объятия. Я включила духовку, чтобы подогреть булочки, и зашла в ванную комнату с пакетом необходимых медикаментов. Лукас мыл руки, прикусив губу; ссадины кровили.
— Помочь?
Покачал головой, смаргивая слезы.
— Я справлюсь.
Повязку на ладони наложил криво, свою порцию держал аккуратно, чтобы не обляпаться и не испортить какие-никакие результаты самолечения. Спортивные штаны закатал выше колен, чтобы не испачкать заживляющей мазью. Бинтовать их не имело смысла, слишком подвижный сустав и недостаточно серьезная травма. Похоже, его толкнули в спину, основной удар пришелся на руки. Не в здании: ровными полами сложно порезать кожу. Я провожала его и встречала, значит, конфликт произошел в период между и на улице. Что заставило Лукаса выйти?
