Московские дневники. Кто мы и откуда… | страница 48
Хочется остановить время, но приходится его тратить, чтобы познакомиться с самими собой.
Сидим на одной скамейке с воспоминаниями.
Погода здесь меняется резко.
На каждом пляже есть свой смельчак, который вечером еще разок лезет в воду.
Прометей на скале. Позднее, чтобы потрафить богу, он носит ее осколок в перстне.
Потом прорывается тревога за все то, что еще надо сделать. Больше ни дня прогулок, купанья, загорания.
Жертвоприношения, когда уже нет сомнений, что дело принимает другой оборот: из сострадания к богам, чтобы те не выглядели лжецами.
Здесь прочитаны:
«Мадам Бовари»
Рахель Фарнхаген
Дневники Геббеля
Стерн: «Сентиментальное путешествие»
Переписка Гёте и Шиллера
Бахман: рассказы, стихи, радиопьеса
«Зинн унд форм»: Фуэнтес «Смерть Артемио Круса»
Часы, проведенные в большом переполненном кинотеатре на жестких, скрипучих стульях…
Когда приехали, мы думали о том, что вообще можно сделать с этой узкой полоской между горами и морем…
Думали, что уедем не изменившись. Но изменилась не только наша кожа.
9.11.66, день отъезда из Гагры, последнее утро. Опять солнце после двух дождливых дней. Уже в зимней московской одежде. Опять с этой тетрадкой на верхней платформе.
Вчера, после поздней и для всех нас неожиданной встречи с Дымшицем, долгая вечерняя прогулка с ним. Осторожный разговор с внезапным порывом к откровенности. Ольга Берггольц и ее три мужа. «Не знаю, как она еще жива. Выпила все Черное море». О «Новом мире» [литературный журнал] и Твардовском: критическая часть очень полемична, слишком полемична, без подлинного предмета спора. Вкус Т. в изобразительном искусстве консервативен. Крестьянская позиция, из которой он исходит. В «Литгазете» опубликована статья Лифшица, теорет. вождя «Нового мира», где Пикассо, Матисс и многие другие ничтоже сумняшеся причислены к декадентам.
Начало разговора о фильме «Крылья», который он, как и мы, нашел интересным и который здесь большинству не понравился. Ведь там показано, что в обычной жизни нельзя работать военными методами (для нас это было в фильме не главное).
«Сейчас у нас так много мнений — возможно, потому, что раньше было только одно, так что вообще уже не знаешь, как в них разобраться».
Его неприятно поразила дискуссия вокруг «Оле Бинкопа»[14]: люди не понимают, что это и есть реализм, не однобокий, а диалектический. На наши зондирующие попытки объяснить, при которых мы нет-нет да и вставляли колкости, он почти не обращал внимания. Только потом, когда, сидя на скамейке у моря, мы заговорили об основной проблематике, о деидеологизации через экономизм, он живо согласился, распространив эту проблему и на другие страны. Я рассказала о своих наблюдениях на Унтер-ден-Линден. Он сказал: «То, что вы говорите, чрезвычайно важно и могло бы стать новаторской художественной темой. Человек, который видит все с высоты, сильный человек, Оле Бинкоп в городе». — «Не так-то просто, он наверняка должен быть одиночкой». — «Не думаю. Он мог бы опираться на нравственные резервы в народе». — «Они существуют, особенно среди молодежи. Но все то, что я только что критиковала, возникло ведь не вопреки партии и не самотеком, а как раз при поддержке партии». — «Да, партия вынуждена делать такие вещи, по экономической необходимости, вспомните наш нэп, это ведь то же самое. Но она должна сохранить нравственные резервы. Другой вопрос, использует ли она их».