— Ну и зануда! — сказал Поль. — Он все время приставал к этой бедной девушке.
— А что, ты сам хотел бы к ней приставать?
— Мама! — сказал он. — Ты ее видела? Страшнее не бывает.
И он изобразил на лбу указательным пальцем нечто расплывчатое, наподобие оперенья. Мать рассмеялась вместе с ним, хотя и как–то неестественно. Но теперь он знал, что она успокоилась.
— Ее ведь зовут Симона?
— Симона Перине. Она тоже знала твоего отца. Но была тогда, видимо, совсем маленькой.
— И носила скобки, чтобы выправить зубы, — сказал Поль.
Солнце светило матери прямо в лицо, и он пошел задернуть шторы.
— Так лучше? — спросил он.
— Да, намного.
Она прикрыла глаза с легким вздохом облегчения. Когда о ней заботились, она сразу принимала блаженный вид. Он взял с камина трубку и поднялся к себе. На лестнице столкнулся с Этьеном.
— Вы не видели, где табак? — спросил он тихо.
— Вы же знаете, что вам нельзя курить, — сказал Этьен, покачав головой.
У него была широкая грудь бывшего боксера и лысая голова. Когда он качал ею, казалось, что его уши торчат еще сильнее, а на висках выступали жилы.
— Ладно вам, — сказал Поль, — я сто лет не курил.
— Будьте разумны, — сказал Этьен, — мадам выставит меня за дверь, с нее станется…
— Отдайте, прошу вас.
Этьен достал из кармана серый бумажный пакетик, перетянутый резинкой. И протянул Полю.
— Не курите весь сразу, — сказал он, взглянув в направлении гостиной, — а главное — никому ни слова.
— Вы просто волшебник, — сказал Поль. — До чего вы славный.
— А вот мсье совсем не славный. А если вы заболеете?
Поль не ответил и поднялся на несколько ступенек. Потом обернулся и увидел, что Этьен стоит на том же месте, прислонившись грузным телом к перилам.
— Я уже и так болен, — сказал Поль. И рассмеялся.
— Я уже умер, — сказал он.
Этьен снова покачал головой и начал спускаться. Поль зашел к себе в комнату, закрыл дверь и стоял не шевелясь.
Он наверняка уже умер. Это произошло и раз и навсегда было признано остальными. И, несомненно, она этого хотела. Но он задержится еще на час, на секунду, на одно мгновенье, на целую жизнь. А потом она сможет говорить о нем так, как говорит о его «бедном отце», добавляя: «мне кажется». Никогда ни в чем не уверена, но при этом абсолютно уверена во всем, в этом ее сила. Именно так она и приговорила его, когда он кашлял и сжимал в зубах мундштук нераскуренной трубки, так что почти перегрызал его.
Он растянулся на кровати и открыл пакетик табака. Потом она выгонит Этьена. Обвинит его, как водится. Но пока не скажет ни слова, выдержит до конца свою непримиримую неуверенность.
