Собственно, можно сказать, что вся полоса рассмотренных лимитрофов соединяется в один лимитроф-гигант, который, рассекая Евро-Азию, вычленяет Россию и придает ей черты своеобразного острова внутри континента. К выделению этого Великого Лимитрофа независимо пришли в 1994 году воронежский историк С.Хатунцев и я. На мой взгляд, именно к Великому Лимитрофу приложимо название "Евразии" в обозначение совокупности континентальных тыловых периферий приокеанских цивилизационных платформ. У Евро-Атлантики такой периферией является вся Восточная Европа, сейчас не по праву притязающая зваться Европой "Срединной"; у араба-иранского Среднего Востока — Кавказ и частично Средняя Азия; у Китая — в какой-то мере тоже Средняя Азия, но главным образом земли "синьцзяно-корейского интервала". У каждой цивилизации — свой предел на Великом Лимитрофе, но Россия получила в периферию всю его дугу, от Финляндии до Кореи.
Я уже не говорю здесь о необходимости при этом вообще пересмотреть роль Урало-Сибири как ареала, который сегодня представляет поистине "Центральную Россию", держащую единство страны.
А.С.АХИЕЗЕР. Меня интересует происхождение термина "лимитроф", его нагрузка.
В.Л.ЦЫМБУРСКИЙ. Лимитроф — от латинского limes "рубеж" и греческого trophos "питающий" — стандартный геополитический термин для территорий по окраинам империи, опосредующих ее отношения с чужеродным миром и при этом часто имеющих двойственный, размытый статус. Термин "Великий лимитроф", буквально "Великий Питающий нравится своей внутренней формой, идеально отражающей роль "большой" или "внутренней" Евразии в нашей истории.
Сколько же можно в Восточной Европе прочерчивать цивилизацией границ? Не лучше ли принять, что их на этой земле нет вовсе, ибо пространства — размытый этнокультурный континуум между цивилизациями коренной романо-германской Европы и России? А все восточно-европейские конфликты, которые Хантингтон полагает цивилизационными, квалифициро как псевдоцивилизационные? Поскольку сталкиваются в них народы, "зависающие" между цивилизациями, пытаясь самоотожествиться с какой-либо из них и порою достигая этого в собственных глазах, но не обязательно в глазах людей, принадлежащих к основной этногеографической платформе данной цивилизации.
Если обратиться к Средней Азии, трудно не признать, что панктюркистская доктрина как конкурирующая и контрастирующая с панисламизмом, вытекает из особого геополитического и цивилизационного отношения тюрок к иным народам — а заключается эта особость именно в промежуточности основного массы тюркских земель между араба-иранским Средним Востоком и цивилизациями России и Евро-Атлантики. Отсюда и тюркское "евразийство". К востоку от Каспия тюркская Средняя Азия продолжает тот же гигантский межцивилизационный пояс-лимитроф, который тянется через Восточную Европу и Кавказ, с захватом Анатолии, ибо есть все основания включить в него поддавшуюся "вестернизации" Турцию. Продолжением того же пояса оказываем ареал проживания тюрко-монгольских, алтайских народов, исповедующих исл и буддизм в краю сближения платформ России и Китая. Нам кажется, что этот пояс вполне оборвался в Приморье, где китайцы вплотную надвигаются на малоосвоенные российские земли, — но тут же мы видим его завершение на Корейском полуострове, заселенном тоже алтайским, буддистским народом, родственным по языку тюркам, монголам и маньчжурам. Так строится альтернативная версия цивилизованной геополитики, вместо безостаточного раздела мира на цивилизации, по Хантингтону.
