— А как они скальпы снимают, видели? — вмешался Полужид. — Мне однажды довелось… Лежу, значит, под кустиком, притворяюсь дохлым енотом, с пулей в бочине. Фургон горит, шо твой костёр, и тут краснопузый нарисовался… Берёт одного нашего за голову и ножом на макушке кружок вырезает. А потом хватает волосы немытыми руками, ногами у плечи мертвяку упирается, и — чпок! — отрывает скальп… Ей-богу, мине однажды, когда услыхал, как бутылку шампанского раскупоривают, аж продрало всего!
— Да уж, хитры наши краснокожие братья… — зевнул Ларедо, более-менее понимая английскую речь с русским акцентом. — Помню, в Седьмом кавалерийском служил один полковник. Чванливый был — спасу нет! И держал он при себе породистого жеребца, всем коням коня. Настоящего арабского скакуна! Полковник его из самой Африки привёз, когда служил там, гонял бедуинов по Сахаре, или кого он там гонял… Ух и трясся же он над своим конягой! Одного никогда не оставлял, даже пастись отпускал под присмотром — жеребчик травку хрупает, а солдат его за повод держит. И что вы думаете? Подкрался какой-то краснокожий — и увёл животину! Главное, повод остался, обрезанный правда, и солдат стоит, ничего понять не может, а индеец на полковничьем коне дёру даёт!
— Догнали? — с интересом спросил Фёдор.
— Куда там… Полковник всех на уши поставил, огромные деньги сулил, да всё без толку.
— Ларедо! — послышался голос из темноты. — Твоя очередь!
— Иду! — откликнулся Шейн страдающим голосом.
Чуга глянул в сторону залёгшего стада, но ничего не увидел. Ковбои по двое объезжали коров всю ночь по кругу — один с левого края, другой с правого. Пускали коня шагом и напевали кто как мог — это успокаивало нервных лонгхорнов,[106] обозначая: едет свой.
Помор встал и потянулся. Хватит с него посиделок. Завернувшись в одеяло, он улёгся. Не самая удобная постель, однако ежели притомишься по-настоящему, то и стоя заснёшь. Уже сквозь дрёму до Чуги донёсся протяжный, завывающий голос Шейна:
Когда я проеду по улицам Ларедо,
Когда я однажды вернусь в Ларедо…
Глава 10
«СТРЕЛЯЮЩИЕ КОВБОИ»
Сразу после обеда, когда стадо мирно паслось, а ковбои отдыхали от трудов праведных, из прерии явились пятеро здоровяков виду довольно разбойного. Дорогие сёдла, револьверы с серебряной чеканкой и перламутровыми щёчками рукояток выдавали «стреляющих ковбоев», приученных не пасти коров, а красть их.
Ехавший впереди носил чёрную шляпу-котелок, синюю рубашку с двумя рядами пуговиц и полосатые брюки. Широкое загорелое лицо обрамляла рыжеватая шкиперская бородка, мясистые губы перебирали окурок сигары.
