— Нешто мы без понятия… — проворчал Фёдор на русском.
— Чего? Не понял?
— Покажи, говорю, как его метать.
Ларедо показал. Привычным движением заделав хонду — «ушко», он пропустил в неё верёвку. Получилась петля.
— Тут всё просто, — болтал он, поднимая правую руку повыше и раскручивая широко распущенную петлю, а левой удерживая свободный конец. — Покрутил, наметил бычка, которого хочешь завалить, и бросаешь!
Лассо прошелестело в воздухе и пало на плечи Ивана.
— Затягиваешь, валишь и клеймишь!
— Я т-те щас на заднице тавро выжгу, — пообещал Гирин, скидывая верёвку с плеч. — Натурально…
— Норовистый попался! — прокомментировал Шейн. — Ну ты понял? Вот, продолжай в том же духе! Можешь тренироваться… — Поймав выразительный взгляд Вани, Ларедо мигом сориентировался: — На кустиках![100] Ага… Как наловчишься, переходи на бычков.
— Ладно уж…
Фёдор влез на коня, раскрутил лассо, да и набросил его на куст меските. Попался! Затянув петлю, помор мгновенно накрутил верёвку на луку седла, уберегая пальцы. Чалый немного удивился, но поднапрягся, выдирая куст с корнем.
— С почином тебя! — рассмеялся князь.
— А то! — гордо сказал Чуга, вытаскивая из петли «пойманный» куст.
— Хозяин! — послышался окрик Захара, заметно окавшего. — На-ка вот…
— Чего там?
Помор подъехал к «конестоге» и спешился.
— Щас… — пропыхтел Гирин, перевесившись через борт фургона.
Порывшись, он достал порядком изгвазданные чапсы-«двухстволку».[101]
— Примеряй обновку! — осклабился Захар, поворачиваясь к Фёдору. — Не то без штанов останешься!
Хмыкнув, Чуга примерил. Чапсы были жёстковатыми, из толстой кожи и с бахромой по краям. Неуклюже подвязав «обновку», Фёдор услыхал пыхтящий голос Беньковского:
— Тапидорес взяли?
— А то мы без тебя не догадались бы! — пробурчал Сеня.
— Ой, я вас умоляю…
Приделав к стременам кожаные чехлы тапидорес, чтобы понадёжней защитить ноги от колючих веток, ковбои отправились в заросли чапараля. Только лишь подъехав к ним, Чуга уразумел, зачем было надевать смешные чапсы.
Перед ним стеной стояла густая чаща не слишком высоких, от силы в полтора-два человеческих роста, но зело колючих растений — карликового дуба, чамиза, манзаниты, «кошачьего когтя». Их стволики переплетались друг с другом, путаясь ветвями, ощетиниваясь шипами.
Коровы, испокон веку сбегавшие в чапараль, разведали все тутошние тропки, порою проламывая в чащобе замысловатые ходы. И выковырять бурёнок из зарослей было задачей непростой.
— Вона! — крикнул Исаев, указывая на колючий кустарник.
