— Потрясателя? — перебил посла Ярослав Всеволодович. — Уж не Чагониза ли ты имеешь в виду?
— Его, князь, — поклонился Бэрхэ-сэчен. — Великое почтение не позволяет мне произносить многославное и грозное имя.
Окрепшим голосом он продолжил:
— Семь туменов вышли в поход. Тумен — это тьма по-вашему, десять тысяч воинов. Поход возглавили Бату, Орду, Шейбани и Тангут, чьим отцом был Джучи, старший сын Тэмучина;[82] возглавил и наследник Джагатая, второго сына Священного Воителя, храбрый Хайдар, и внук Чингизида, Бури. Угедэй, третий сын Тэмучина, ставший силою Вечного Неба Далай-ханом всего великого народа, послал в поход Гуюка и Кадана. Меньшой сын, Толуй, отправил Мункэ и Бучека, а самый младший отпрыск Потрясателя Вселенной, Кюлькан, лично участвует в походе.
Ведёт тумены Субэдэй-багатур, полководец бесстрашный и мудрый, не познавший ни одного поражения, но завоевавший полмира. Это он, Субэдэй, опустошил земли булгар той осенью, убивая толпы народу, сжигая города Биляр, Кернек, Жукотин, Сувар… О, это была славная война! Биляр размерами своими превосходил Киев, имея шесть рядов оборонительных валов, а монголы взяли его приступом, и нету более града сего! Я сам верно и преданно служу хану в тумене славного подвигами Бурундая, молодого, но отмеченного богом войны Сульдэ. Я — тысяцкий, и говорю лишь о том, что видели мои глаза!
Великий князь киевский сидел, оцепенев.
— Эва как… — разлепил он губы. — Ты что ж, послан застращать меня?
Бэрхэ-сэчен поклонился и сказал ровным голосом:
— Великий Бату-хан желает найти в тебе, коназ, союзника.
Ярослав Всеволодович сразу ожил, закаменевшее лицо его разгладилось.
— Булгары твердят, — бодро сказал он, — что Батыга Джучиевич надо всеми князьями князь, что он владыка всех владык, а деду его, Чагонизу, будто бы покорился весь мир. Правду бают али брешут?
— Священный Воитель распространил свою власть над Китаем и Персией, Хорезмом и Самаркандом, над дикими краями Сибири и степями Дашт-и-Кипчак. Вся Русь, от Рязани до Новгорода и от Киева до Владимира, будет выглядеть как заплата на кафтане, не покрывая и десятой доли монгольских владений…[83]
Ярослав Всеволодович поднял руку и сказал нетерпеливо:
— Будем считать, что я уже устрашился и преисполнился почтения. Чего же хочет от меня Батый? Чего ждёт?
— Покорности, — ровным голосом ответил Бэрхэ-сэчен.
— Покорности?! — вскричал великий князь.
— И верности, — хладнокровно договорил монгол.
Ярослав Всеволодович растерялся даже.
