Пять лет. У Зубравина густая проседь на висках. Походы, походы. Шторма. Седина. Нет, не случайно она обелила виски мичмана, как не случайно и не сразу у глаз появились лучики морщинок. Тогда он был на берегу в служебной командировке (корабль стоял в ремонте). Во время стрельб с КП прервалась связь. Ему приказали срочно навести линию. Стылая вьюга. Ночь. Зубравин на веревке повис над скалистым обрывом, с трудом поймал концы оборванного провода. Где-то у моря взрывались снаряды, а он беспомощно висел над бездной, зажав в коченеющей руке сращенные провода. Наутро его нашли связисты. Дома он пришел в сознание и увидел на виске седину.
Но скоро ли освободится командир? Зубравин заглянул в радиорубку. Крылов в радиоприемнике менял лампы. Вот он закрыл блок, включил питание. Из наушников бурным потоком хлынула морзянка.
— Теперь голосок у него звонкий! — Крылов выключил сеть, и все стихло. — Дело мастера боится. Верно, товарищ мичман?
Зубравин почесал щеку:
— Игорь, а кто это утром к вам на КПП приходил?
Крылов насупился:
— Танюша…
Мичман давно приметил, что ходит Крылов куда-то. Не ускользнуло от его глаз и то, что нередко матрос возвращался на корабль грустный и даже злой. В такие минуты к нему не подходи — станет грубить, а Зубравин сам никому не грубил и не терпел этого от других.
— Больно ты влюбчивый, Крылов. А бабы — народ хитрый. Смотри, сорвешься с якоря.
Крылов усмехнулся:
— Вы это лучше боцману скажите. Фрося все на танцульках…
— Трепач ты, Крылов, — с укоризной бросил Зубравин. — Пустомеля. Так не трудно и хорошего человека обидеть, а Захар с Фросей сам поладит.
Он сказал это тихо, потому что неподалеку боцман Коржов красил леерную стойку. Степану даже стало жаль ого. Вчера Коржов поссорился с женой. (Живут они рядом, на корабельной стороне). Захар в море — она на танцы. Как-то Степан сказал ей: «Ты как балерина, Фрося. Все танцы и танцы. Не любишь, видать, Захара». Она стрельнула в него глазами: «Без любви детей не рожают, Степа. А я ему сына подарила… Веселинка во мне есть, потому и охоча до танцев».
Зубравин знал, что Захар любит жену. Любит до боли. Бывало, Фрося допоздна где-то ходит, он ждет ее, весь кипит, а вернется — не может ничего сказать. Она подскочит, поцелует его. «Милый, ты так устал!», и Захар уже отходит.
У трапа показался капитан 2 ранга Серебряков.
— Степан Федорович, зайдите ко мне.
Они вошли в каюту. Командир бросил фуражку на диван, снял шинель. От его чисто выбритого лица пахнуло одеколоном. Высокий, чуть сутулый, с черными усами, он выглядел мужественным. Раньше Серебряков занимался боксом.
