Я проигрываю по большинству позиций.
Я делю кабинку размером с большой шкаф с Ноланом Томлином, выходцем из Северной Каролины и выпускником университета Эмори. Он — настоящий неудачник с невыносимо скучной женой, которая постоянно приглашает меня к ним на ужин. Я однажды пришел и уже во время первого блюда умело изобразил приступ сильной головной боли и откланялся. К несчастью, наши с Ноланом рабочие столы стоят друг напротив друга так, что я вынужден смотреть на него девять часов в сутки. Если я даже разверну свой стол кругом, то упрусь лбом прямо в стенку, поэтому мне придется и дальше смотреть на Нолана.
У него та же должность, что и у меня; мы оба помощники редактора раздела «В заключение», веселого, беззаботного десятистраничного раздела, который идет по порядку после содержания, главной статьи, страницы спонсоров, ежемесячного письма главного редактора (которое иногда пишу я), раздела актуальных тем и постоянных рубрик. И, конечно же, после двух с половиной килограммов рекламы.
Нолан постоянно пишет короткие рассказы и новеллы, рассылает их везде и отовсюду получает отказы. Если у него бывает свободное время на работе — а его предостаточно, — он пишет то, что называет «художественной литературой». Он специально поворачивает экран монитора так, чтобы больше никто не мог его видеть, и принимает сгорбленную, заговорщическую позу. В такие моменты он напоминает белку, грызущую орех. Если мне понадобится подойти к его столу, он непременно быстро щелкнет мышкой, чтобы экран закрыла заставка.
Но, может быть, он не пишет… может быть, он играет в игру «Ослик Конг».
Поначалу я читал кое-что из его «художественной литературы». Почему Нолана так волновало мое мнение по поводу этих опусов, я не знаю (он мог с таким же результатом показать их любому из охранников на входе внизу). Сначала я говорил ему, что его работы хороши, потом начал называть их неплохими, наконец выработал формулировку: «Это действительно нечто любопытное». «Действительно нечто любопытное», похоже, сработало — с тех пор он никогда мне больше ничего не показывал.
Меня бесит, когда он пытается разговаривать со мной длинными книжными фразами. В манхэттенском офисе на пятидесятом этаже, где предложения редко содержат в себе более шести слов, цветастая южная проза кажется вычурной, а Нолан смахивает на актера, читающего письмо столетней давности в документальном фильме Кена Бернса. О Регине Тернбул, великом и ужасном главном редакторе «Ит», Нолан однажды сказал так: «Ее кожа мягкая и сочная, словно свежетолченый картофель, но есть в ней какая-то внутренняя твердость, которая более сродни холодной стали, чем шелку и сатину».
