Я сдаюсь.
— Ладно, сколько он зарабатывает?
Вилли наклоняется ко мне, облизывая губы. Число, которое он называет, превышает мою зарплату на шесть тысяч долларов.
— Разве это не преступление?
Просто поразительно, как от всего лишь нескольких слов — в данном случае цифр — у человека может свести живот.
— Это ужасно! — выкрикиваю я.
— Конечно, ясен пень.
Как он наслаждается этим… его действительно разжигает изнутри то, что Марк Ларкин зарабатывает больше, чем он, и это не дает ему покоя. Меня это тоже раздражает, но я не потеряю сон (во всяком случае, не больше чем на тридцать минут) и у меня не будет извращенных кошмаров. Вилли, однако, крупно повезет, если ему удастся вообще заснуть сегодня ночью.
— Тем не менее это все могло бы быть… — замолкает он на полуслове.
— Что «все могло бы быть»?
— У меня большая новость обо мне.
«Может быть, Вилли собрался уйти, — думаю я. — Ему пора уйти, потому что он ничего здесь не добьется». Я начал представлять себе жизнь в этом здании без него, и она не показалась мне привлекательной.
— Кажется, мне предстоит поджарить большую рыбу… — говорит Вилли. — Или, по крайней мере, так мне сообщили.
«Поджарить большую рыбу»? Выражение из моей прыщавой молодости времен классического рока в Массапикуа обостряет мои чувства Человека-паука.
— Ты слышал о претенденте на место Нэн Хотчкис? Кому оно достанется? — спрашивает он.
— Госпожа Сплетня летает во всех направлениях.
Я выпил только одну порцию, но от этой новости все вокруг меня начинает кружиться.
— Тем не менее, — продолжает он, — Нэн оттащила меня в сторону несколько дней назад и сказала, что она собирается замолвить за меня словечко перед Региной. Она сказала, что эта работа как раз для меня.
Ударила ли она по столу, когда говорила ему это?
— Что ж, это здорово, — говорю я, запинаясь.
Признаться ли ему, что мне Нэн тоже припасла рыбку покрупнее, чтобы я мог ее поджарить? Она, вероятно, сказала про рыбу и Оливеру Осборну, и Лиз Чэннинг, и, может быть, даже у Марка Ларкина есть важная рыбина. Может быть, даже все посыльные и чудаки из копировального бюро уже разгуливают каждый с дохлой форелью в кармане.
Но я сохраняю спокойствие и говорю Вилли:
— Поздравляю, когда будешь жарить эту рыбу, постарайся, чтобы чад не попал мне в глаза.
— Этого никогда не произойдет… Я никогда даже не положу эту долбаную камбалу в свою гребаную сковородку. Они скорей уволят меня.
«Возможно, что нет, — думаю я, возвращаясь в ту ночь домой. — Но чьей будет эта долбаная камбала?»
