: Прочтите выделенные слова суду, пожалуйста, будьте так любезны, мистер Пост. (Она произносит мою фамилию так, словно выплевывает ее.)
Я: Претенциозный… избитый… скучный… глупый… не имеет представления о том, как в действительности думают и разговаривают женщины… тот же роман десять раз… Вивальди…
Регина: И это нейтральная?! Если это — нейтральная, мистер Пост, то я не хотела бы увидеть ни одной из ваших отрицательных рецензий! (Группа присяжных, состоящая из черных женщин и нацистов, бьется в истерике в унисон звукам концерта Вивальди.) У меня больше нет вопросов к придурку в разных носках.
* * *
У Нэн Хотчкис не было таких королевских проводов, как у Джеки Вутен. Она назначена главным редактором журнала «Эго» в Великобритании, не выпустившего еще свой первый номер. По этому поводу у нас небольшое собрание в большом бежевом конференц-зале с плоским тортом-мороженым и двумя бутылками игристого вина «Кордон Нигро» на столе. Регины нет здесь, что лишь подтверждает ее линию поведения: если ты уходишь, ты уже ушел. Даже Бетси Батлер не пришла, поэтому Вилма Уотс, эмиссар Регины, ведет маленькую церемонию.
Нет и подарка от Тиффани. Манильский конверт прошелся по кругу, и на собранные деньги мы приобрели ей в подарок сертификат в какой-то универмаг, «Штерн», по-моему.
Ее самолет вылетает завтра утром в Лондон. «Конкорд»… что неудивительно. У Нэн даже состоялась пятиминутная встреча с Гастоном Моро, который пожелал ей всего наилучшего.
Мне хочется отвести ее в сторону и тоже пожелать удачи, а затем сразу перейти к делу: «Ты замолвила за меня слово Регине? Помнишь? Не забыла про мою важную рыбу?» Но я не спешу. Пока только три часа… У меня еще есть время, чтобы задать ей эти вопросы.
Мы с Оливером Осборном стоим у стены, пока Вилма разрезает быстро тающий торт.
— Ты знаешь, кому достанется кресло? — шепотом спрашивает меня Оливер.
Он — англичанин, выпускник Кембриджа, ростом шесть футов шесть дюймов. У него черные волосы и очки «Кларк Кент», которые ему немного великоваты.
— Понятия не имею.
— Да ладно. Ты должен знать. Это ты, Захарий? Ты уже стал выпускающим редактором, но тебе не разрешают говорить об этом до официального назначения?
Через несколько минут Лиз Чэннинг становится рядом со мной, держа стакан игристого вина. Она — калифорнийка из Йеля, тридцатичетырехлетняя высокая и стройная блондинка, замужем за юристом.
— Это что, самая худшая вечеринка из всех, что устраивали в «Версале»? — спрашивает она.
