Сергеич фыркнул, вытер рукавом кровавую дорожку под носом:
— Настолько странно, что друг, которому верил больше, чем себе, записал тебя в подлецы и предатели. Определенно, «флуктуация» какая-то.
Павел Игнатьевич нахмурился, сдернул верхнее крепление на воротнике кителя.
— Прости, Борь. Не знаю, что на меня нашло, — вяло извинился.
Бортинженер оглянулся, молча вышел из рубки. Через прозрачную мембрану была видна его ссутуленная фигура, мелькавшая в полумраке аварийного освещения.
Павел умыл ладонями лицо, сбрасывая наваждение, стыдясь возникших подозрений, шевелящихся в сердце долгие годы, выдавливаемых из сознания, из памяти.
«Черт возьми», — он покосился на монитор состояния «Немезиды». Мигнул огонек внутренней связи. Отозвался голосом Сергеича:
— Автоматика сработала. Проход к спасательным шлюпкам заблокирован, капитан, — голос подчеркнуто официальный. Строго по протоколу. — Рассматриваю вариант через технический коридор. По готовности сообщу. Конец связи.
И отключился, оставив Павла в красновато-бурой тишине.
Капитан выбрался из кресла. Тяжело передвигая ноги, добрался до регистратора, выгрузил на портативный накопитель данные мониторинга и бортовой журнал.
— Три минуты перед аварией, — скомандовал.
Три минуты — время детонации пиротрила. Если что-то и произошло, то в этом крохотном отрезке времени. На дисплее появились зеленые столбики показателей. Сравнив с базовыми, чертыхнулся еще раз: датчики целостности груза показывали смещение опасного груза. Срыв креплений, деформация контейнера и последовавшая за ним детонация.
Тысяча нелепых случайностей.
Пожар подбирался к шестому сектору. Там аварийно-спасательный борт. Система пожаротушения, поврежденная взрывом, не справлялась.
— Сергеич, — капитан попробовал вызвать бортинженера по внутренней связи, не сработало. Активировал экстренную на своем коммуникаторе-креонике: — Борь, дуй сюда. Открываем шлюзы с третьего по шестой сектор. Надо спасать шлюпки. Не то нам с тобой выбираться отсюда будет не на чем.
Бортинженер коротко бросил: «Есть дуть сюда, щас буду».
Он появился через полторы минуты: рабочий комбинезон в саже, на руке — черная обугленная рана. Хмуро глянув на капитана, бортинженер сел за рабочую консоль.
— Гермопереборки жилого сектора не повреждены. Активирую защиту экипажа, — отчетливо комментировал он бортовому журналу.
— Борь, прости, — тихий голос за спиной, тяжелая рука легла на плечо. Сергеич покосился на тонкие пальцы. — Не знаю, что на меня нашло. Страшно признаться. Все эти сорок лет жутко ревную тебя к Ритке.
