Смотрю в окно на проплывающий мимо пей, пей-пей-пей, пейзаж. Как всё-таки прекрасен Комбинат. На глазах у меня навернулись слёзы. Какая красота! Над заводскими цехами — огромное, сухое, застланное дымом небо. Красные огни на трубах тлеют, будто угольки в остывающей древесной золе.
Случилось. Это случилось. Даже не верится! Моя одежда сбылась — меня переводят в отдел тестирования Продукта. Как я мог усомниться в слове Надзирателя, как я мог перестать верить? Какой-то мудрец сказал, маленькое нетерпение губит великие дела. Или это мои слова? Как бы то ни было, не в этот раз, хорошо, что не в этот.
Едем, долго едем. Еле плетёмся. За окном — здания да трубы, трубы да здания. Надо что-нибудь сказать, завести беседу, но язык почему-то плохо слушается, а слова не приходят на ум.
— Мне ап… ап…
— Аплодировали, — кивает водитель. — Да-да, рукоплескал весь цех.
— Потому что я умный.
— Ты — самый умный, дружище. Самый.
— Я буду тес-ти-ро-вать Продукт.
— Будешь.
— Я достоин.
— Нет, знаешь, что я тебе скажу? Ты достоин самого лучшего, вот что.
Смеёмся вместе. Едем, глядим на дорогу. Сколько ещё ехать? Я уже устал. Комбинат и впрямь огромен.
Мне аплодировали. Надо было видеть лицо этого Ха… Ху… Короче, надо было видеть. Кстати, какое у него было лицо? Что оно выражало? Уже и не вспомню.
Возможно, зелень, самую зелёную зелень. Неважно.
Поворот. Ещё поворот. Воздух темнеет. У фургона загораются глаза. Внутри моей головы делается легко. Череп, как надутый шар. Не будь у фургона крыши, улетел бы сейчас высоко-высоко, и никто бы меня не поймал.
Едем целую вечность.
Куда?
— Знаешь, кем я работал до того, как на Комбинат взяли? — говорит человек слева. — Я тебе, вроде, уже говорил. Но ты ведь не помнишь ни черта, верно?
Фары — правильно же, фары? — выхватывают табличку со стрелкой и надписью. Разглядываю буквы. Первая — круглая, потом идут «т», «д», эту не знаю, эта похожа на «д» с отрезанным низом.
— Я был дальнобойщиком. Возил грузы по всей Европе, мотался туда-сюда, дома практически не бывал. Смешно, правда? И там полжизни за рулём провёл, и здесь.
Я не очень понимаю, о чём он говорит. Хочу сказать, что не понимаю, но не понимаю, как говорить.
— Эх, вот бы ещё разок Роттердам увидеть. Жену, детей. Внуки, небось, уже появились. Как там они? Хоть заметили, что я пропал? Может, без меня им даже лучше. Я плохой муж, знаешь. Из дальнобойщиков редко получаются хорошие мужья. — Он вздыхает. — Ханна, конечно, тоже не без греха. Хоть и клялась мне всегда, что ни-ни, ни с кем, но я же не дурак, верно? Мужа неделями дома нет, сам подумай.
