Чемоданов уходит умываться. Брунько молчит и сердито смотрит в окно, а я думаю о том, что говорил Чемоданов. Мне непонятны его рассуждения о службе с точки зрения выгоды. Человек должен оберегать свое достоинство, потому он и человек. И конечно, незачем лезть на глаза начальству, если ты «вспотел». У Чемоданова это от угодничества, от недоверия к людям.
Вообще-то Чемоданов сегодня разоткровенничался. Обычно он молчит и этак насмешливо буравит нас своими маленькими глазками. Лишь иногда он вставляет в разговор грубые и слишком прямолинейные фразы. Оживает Чемоданов только тогда, когда в палату заходит «Царица».
Царица — это наш лечащий врач Тамара Владимировна Быстрова. Она красивая женщина, среднего роста, с черными, подстриженными под мальчишку волосами, аккуратно заправленными под безукоризненно белую шапочку. На правой щеке у Царицы заманчивая родинка. Глаза у нашего врача, как две маслины, а зубы белые и ровные. С больными она разговаривает ласково, как с детьми, и часто улыбается. Вероятно, это профессиональная привычка.
Быстрова измеряет у Чемоданова кровяное давление, а он смотрит на нее скорбными глазами и жалуется. Голос у Чемоданова становится заунывным, как у нищего.
— Спать не могу, бок что-то ноет, желудок, язык белый, опять же голова болит, — нудно тянет он на одной ноте.
Мы сдерживаем себя, чтобы не расхохотаться, а Царица улыбается Чемоданову и успокаивающе произносит:
— Сегодня у нас все хорошо, давление около нормального. Скоро плясать пойдем.
— И кто придумал эти болезни! Жил бы человек спокойно… — скрипит Чемоданов.
Потом Царица осматривает меня. Длинными холодными пальцами она осторожно щупает грудь. В ногах у меня свалены истории болезней. Сверху лежит моя. Она тощая, как сложенная вдвое газета. Сразу видно, что в госпиталь я попал недавно.
Ногами пошевелить нельзя, иначе истории болезней свалятся на пол. Царица этого не замечает. Ей кажется, что так удобно. Истории болезней всегда под рукой. А я молчу и преданно смотрю на две ласковые и добрые маслины.
— Мы — молодцом. Если так дело пойдет, через недельку будем прощаться.
Царица всем говорит «мы». Наверное, это тоже профессиональная привычка. Мне она нравится. По крайней мере, больной чувствует коллектив.
Дольше всех доктор задерживается у постели Лешки Максимова — штурмана с ракетоносца. У него бронхиальная астма, и он самый тяжелый в нашей палате.
Бронхиальная астма — это удушье, тяжелый с надрывом кашель, который мучает человека днем и ночью. Человек не железный и начинает метаться по кровати. Он хватает открытым ртом воздух, словно рыба, вытащенная из воды, и смотрит по сторонам дикими глазами. Человеку трудно. Ему нечем дышать. Мы бежим за сестрой и за кислородной подушкой.
